Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
Все эти публикации построены на хорошо знакомом историкам контрасте между Россией-империей и Россией как нацией и народом [19] . В 1814 г. англичане, французы и немцы уже стали нациями или находились на пути к этому. Националистический миф, возникший на основе наполеоновских войн, полностью соответствовал данным историческим реалиям и устремлениям. Россия в 1814 г. представляла собой династическую, аристократическую и многонациональную империю. Ядро ее составляли российские земли, русские крестьяне и дворяне, но они еще не были нацией и никогда не смогли бы стать ею полностью, пока существовала династическая империя. Россия выиграла войну 1812–1814 гг., но мифы, ставшие впоследствии частью российской исторической памяти, были прежде всего этнонациональными. Это наиболее существенная причина, по которой — однозначно и по контрасту с национальными мифами немцев, французов и англичан — в российских национальных мифах, возникших в результате наполеоновских войн, в значительной степени недооцениваются успехи России в 1812–1814 гг. [20]
19
Ход дискуссии и библиографию см.: Lieven D. Empire: The Russian Empire and its Rivals. London, 2001.
20
В китайской и турецкой историографии существуют некоторые параллели с историей империи Цин и
Основная задача настоящей книги — прорваться через российские мифы к реалиям военных действий России в 1812–1814 гг. Прежде всего я стремился показать, как и почему Россия справилась с теми серьезными испытаниями, которые в рассматриваемые годы выпали на ее долю в лице Наполеона. Существуют и иные причины, по которым следует обращаться к различным российским мифологемам относительно эпохи наполеоновских войн.
Одна из них представляет собой размышления на тему империй и наций. Как в целом, так и в случае с Россией в частности, мне представляется неверным рассматривать все, что связано с имперской традицией как негативные явления, а нацию — как непременное воплощение добродетели. Это ни в коем случае не является оправданием неоимпериализма в современном мире. Однако в свое время в империи — в отличие от очень многих наций — часто верх одерживали толерантность, плюрализм и благосклонное отношение ко многим сообществам, находившим приют под покровом империи. Это в равной степени справедливо по отношению к инородцам в Российской империи на протяжении большей части ее истории. Одной из безусловно сильных сторон империи в эпоху Александра I был тот факт, что она хотела и была в состоянии полагаться на лояльность многочисленной элиты нерусского происхождения. В частности, ошибочным представляется представление о внешней политике Александра I как об «имперской», не отстаивающей интересов России, какой бы смысл мы ни вкладывали в понятие «Россия». До 1812 г. Наполеон достаточно наглядно продемонстрировал, почему его господство в Европе представляло угрозу для безопасности России и ее экономических интересов. В 1813 г. Александр принял абсолютно правильное решение, воспользовавшись возможностью вытеснить французов с территории Германии, восстановив основы баланса сил в Европе. Больше споров вызывает правильность последовавшего за этим решения переправить российскую армию через Рейн и свергнуть Наполеона. На мой взгляд, однако, Александр снова оказался прав, решив, что России прежде всего требуется мир и стабильность в Европе, и что в случае сохранения власти Наполеоном и мир, и стабильность станут невозможны. Эпоха Наполеона — классический пример того, насколько взаимосвязаны безопасность России и Европы. Она также явилась временем, когда Россия внесла существенный вклад в восстановление мира и стабильности в Европе.
Поэтому у русских есть все основания гордиться достижениями своей страны и армии в 1812–1814 гг. Занимательно, что присущая русским историкам зацикленность на военной кампании 1812 г. в ущерб описанию событий последующих двух лет никак не сказалась на репутации российской армии. На войне разница между военными учениями и реальными боевыми действиями больше, чем в любой другой области, где практика важнее тренировок. К 1813–1814 гг. российская армия обрела боевой опыт. К этому времени многие генералы достигли высокого уровня мастерства, а штабы стали работать гораздо лучше по сравнению с началом кампании 1812 г. На полях сражений 1813–1814 гг. стали часто задействовать резервы, а кавалерия, пехота и артиллерия действовали заметно более согласованно, чем раньше. Учитывая значительные расстояния, отделявшие театр военных действий от опорных пунктов армии, прибытие подкреплений и снабжение полевых армий осуществлялись на высоком профессиональном уровне. Дисциплина, чувство гордости за свой полк, преданность товарищам и характерная для более ранней эпохи лояльность по отношению к религии и монархии способствовали сохранению высокого морального духа рядовых солдат императорской армии независимо от того, приходилось ли им сражаться на родной земле или территории противника. Каждому, кому доводилось читать отчеты о сражениях (возьмем три примера) при Кульме, Лейпциге и Краонне, показалась бы очень странной мысль о том, что мотивация или моральный дух российской армии после 1812 г. упали.
Наконец, последняя причина, по которой не следует забывать о периоде 1813–1814 гг., заключается в том, что история 1812 г. без него теряет всякий смысл. Александр I и его военный министр Барклай де Толли до 1812 г. составляли планы войны, которая по их расчетам должна была продлиться минимум два года, а возможно, и дольше. Они разработали планы, отчасти блестяще разгадав намерения Наполеона, а также учтя сильные и слабые стороны не только французской армии, но и его политического режима. С самого начала их замысел состоял в том, чтобы измотать Наполеона в ходе оборонительной кампании на территории России, а затем организовать преследование разгромленного врага, вытеснив его за пределы России и поднять против него восстание в Европе. В российских документах военного, разведывательного и дипломатического ведомств содержатся достаточные доказательства в пользу данной точки зрения. Сам способ мобилизации ресурсов и живой силы, взятый на вооружение российским командованием, имел смысл только в контексте затяжной войны. Одна из основных причин, по которой Россия одержала победу над Наполеоном, заключалась в том, что верховное командование российской армии, оказалось более дальновидным. В 1812 г. оно спланировало и успешно провело против Наполеона длительную кампанию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что именно к подобного рода военным действиям он был хуже всего подготовлен. В 1813–1814 гг. одновременные дипломатические и военные маневры Александра I способствовали изоляции Наполеона сначала в Европе, а затем даже в среде французской элиты. Разумеется, Наполеон и сам внес существенный вклад в собственное поражение. Однако саморазрушительный потенциал противника всегда брался в расчет Александром. Политика России в эти годы была тщательно продумана и велась целенаправленно. На самом деле она была очень далека от мифологии Толстого.
Основное содержание этой книги представляет собой исследование общей стратегии, военных операций и дипломатии, иными словами, политики с позиции силы. Военная и дипломатическая линии политики в эти годы тесно переплетались и должны изучаться параллельно. Это особенно важно в том, что касается русско-австрийских отношений — наиболее деликатного и вместе с тем, вероятно, наиболее важного аспекта российской внешней политики в 1813–1814 гг.
С лета 1810 г. и до вторжения Наполеона, несмотря на то что центральное место в российской политике занимала дипломатия, соображения военного порядка также оказывали на нее заметное влияние. Исключительно важные сведения, добытые российской разведкой в Париже, убедили Александра I в намерении Наполеона напасть на Россию и в значительной мере повлияли на дипломатические и стратегические планы последней. Предпочтение, отданное российским императором оборонительной военной стратегии, исключало возможность того, что попытки сохранения союза с Пруссией увенчаются успехом. В ходе кампаний 1812 г. и осени 1813 г. дипломатия не играла важной роли, куда большее значение имели военные операции. Ситуация изменилась во время кампаний весны 1813 и 1814 г., когда дипломатические и политические соображения оказывали влияние, а порой даже определяли военную стратегию. Весенняя кампания 1813 г. из-за этого чуть было не окончилась катастрофой. Александр I определял общую стратегию России и ее дипломатические маневры, а часто серьезным образом влиял и на ход военных операций. Его взгляды, личность и образ действия были чрезвычайно важны. Будь это не так, русская армия, возможно, не стала бы преследовать Наполеона в Германии в 1813 г. и, несомненно, никогда не дошла бы до Парижа. Поэтому настоящая книга действительно представляет собой сочинение о королях и сражениях.
Политика с позиции силы требует наличия этой силы и корректируется в зависимости
То же самое касается системы ценностей и культуры генеральского и офицерского состава имперской армии. Честь, публичные проявления мужества и преданности своему полку и однополчанам имели большое значение. Не менее важно было соответствовать занимаемому положению и чину. Сражение, подобно дуэли, открывало возможность для публичной демонстрации и защиты чести. В некотором смысле «поле брани» было предшественником современного спортивного матча. «Победа» означала успешное удержание позиций и захват трофеев, таких как пушки и знамена. Подобные мужские качества воина кажутся не только архаичными, но порой даже детскими, тем не менее они имели столь большое значение во многом потому, что влияли на мораль и помогали офицерам сохранять присутствие духа перед лицом смерти или увечья. Главной проблемой в ходе кампании 1812 г. было то, что эти качества шли вразрез со стратегической линией России на отступление [21] .
21
Каждый, кто касается этой темы, во многом опирается на работу Keegan J. The Face of Battle. London, 1978. P. 117–206. Между системами ценностей британских офицеров, которые рассматривает Киган, и их коллег из России было много сходства и относительно немного отличий.
Хотя историки и могут писать с некоторой уверенностью о системе ценностей и мотивации поведения, характерных для офицерства в целом, понимание умонастроения рядовых представителей офицерского корпуса представляет гораздо большие трудности. В 1812–1814 гг. более 1,5 млн. человек отслужили в качестве рядовых и представителей унтер-офицерского состава в армии и ополчении. Мемуары оставили только двое [22] . Этот пробел может быть восполнен немногочисленными устными воспоминаниями, записанными несколькими десятилетиями позднее и отложившимися в архивах формулярными списками многих полков. Однако зачастую приходится составлять впечатление о системе ценностей солдат на основе их действий, а также тех сведений, которые сообщали о солдатах их офицеры. В таком подходе кроется очевидная опасность. Однако книга, в которой как аксиома рассматриваются мужество, стойкость и преданность российского солдата перед лицом ужасных лишений и порой жестокого обращения со стороны вышестоящих чинов, оставит без внимания один из наиболее существенных — и временами сбивающий с толку — аспект любой войны.
22
Памфил Назаров и Иван Меньший.
Россия является самым большим белым пятном в современной трактовке наполеоновских войн на Западе. Цель настоящей книги восполнить этот пробел. Однако более компетентный и реалистичный взгляд на военную мощь и политику России также может внести подвижки в общее видение эпохи Наполеона. В рассматриваемый период Россия была менее могущественна, чем Великобритания. Ее влияние на мировую политику было гораздо слабее. Однако в отличие от Австрии и Пруссии, российские интересы и планы не ограничивались пределами европейского континента. Значительной частью правящей элиты наполеоновские войны рассматривались как отвлекающий фактор и второстепенное событие. Первостепенный интерес России заключался, по их мнению, в экспансии в южном направлении — против Османской империи и Персии. Эти люди лишь изредка видели Францию в качестве основного и неминуемого противника России. Большинство из них полагало, что наполеоновская империя была явлением преходящим, возникла при исключительных обстоятельствах и благодаря гению Наполеона. Наиболее ярким представителем этой группы был граф Н.П. Румянцев, который, по существу, с конца 1807 г. и до наполеоновского вторжения был российским министром иностранных дел. По его мнению, важнейшим долгосрочным вызовом для России являлось растущее влияние Великобритании в области мировых финансов, торговли и промышленности, а также ее роль хозяйки морей. Этот взгляд в конечном итоге не нашел поддержки у Александра I. Произошло это главным образом по вине Наполеона, который вынудил российское правительство избрать борьбу с Францией своим основным приоритетом. Однако точка зрения Румянцева оказала некоторое влияние на политику России в 1812 г., поскольку ее частично разделял М.И. Кутузов. Она также позволяет под новым углом взглянуть на некоторые скрытые реалии эпохи наполеоновских войн.
Наполеоновские войны периода 1800–1815 гг. представляли собой противостояние мирового, а не сугубо европейского масштаба [23] . Этот взгляд может показаться странным, поскольку абсолютное большинство сражений в это время происходило на территории Европы. В этом смысле наполеоновские войны являлись в большей степени европейскими, чем мировыми даже по сравнению с революционными войнами 1790-х гг. Они были гораздо менее глобальными, чем Семилетняя война или война за независимость США: в ходе каждой из них важнейшие сражения произошли в западном полушарии и Азии. Однако на самом деле наполеоновские войны по большей части ограничивались территорией Европы, поскольку англичане становились все ближе к тому, чтобы одержать победу в длившейся не одно столетие войне за мировое господство с Францией. Основным результатом наполеоновских войн стал тот факт, что британской морской державе удалось ограничить французский империализм пределами Европы. По многим причинам создать империю любого типа в Европе было гораздо сложнее, чем в заморских владениях. По мысли ряда наблюдателей в России, именно в эпоху революционных и наполеоновских войн Великобритания сумела сплотить свою огромную и могущественную империю как в территориальном, так и торговом отношениях. В этом контексте попытка Наполеона создать империю на европейском континенте стала последним героическим усилием, направленным на то, чтобы уравновесить британский империализм и избежать поражения Франции в ее столетнем противостоянии с Великобританией. Соотношение сил сложилось далеко не в пользу Наполеона, хотя к 1812 г. он был очень близок к успеху.
23
Монография Riley J. P. Napoleon and the World War of 1813. London, 2000 представляет собой интересное и оригинальное исследование мирового противостояния в 1813 г., выполненное старшим офицером британской армии. Справедливо то, что англо-американская война 1812–1814 гг. была непосредственно связана с наполеоновскими войнами, хотя и не являлась их составной частью, см.: Latimer J. 1812: War with America. Cambridge, Mass., 2007.