РОССИЯ: СТРАТЕГИЯ СИЛЫ

Трухтин Сергей Александрович

Однако здесь можно задаться вопросом: кто же определяет степень пассионарности и, таким образом, кто устанавливает необходимую степень жесткости политической конструкции общества? Ответить на него и легко и сложно. Сложно – если входить в детали, легко – если отвечать принципиально, по существу. А по существу ситуация всегда складывается таким образом, что в самом обществе возникает ситуация понимания того, что ему нужно. Например, в СССР явно чувствовалось избыток жесткости системы и народ стремился к свободам, а в годы разгула «дикого капитализма» в конце XX в. сформировалось понимание необходимости ужесточать законы и подавлять возникшую вакханалию, что и означает укрепление власти. Иными словами, не личное мнение отдельных политиков определяет то, как им действовать, а общий бульон отношений управляет ими и заставляет принимать решения, увеличивающие степень устойчивости своей власти.

Демократия как некая форма государственного устройства несет в себе определенные законы, следовательно, ограничения. Поэтому демократия, конечно, не тождественна абсолютной свободе, но является некоторым образом установившимся соотношением между свободой и несвободой. Когда российские либеральные западники призывают к разгулу свобод, подразумевая под этим торжество демократии, они явно лукавят.

Ведь, будь они последовательны, им следовало бы призывать к анархии. Но они этого не делают, а, входя в противоречие со своими лозунгами, создают законы. Изюминка здесь лишь в том, какие законы они создают или пытаются создать. Ясно, что они пытаются утверждать европейскую систему мысли, которая на деле есть функционал от величины достаточно низкого пассионарного поля и особенности культурных традиций этого региона. Но демократы это не учитывают, а пытаются навязать России то, что в настоящее время для нее в полной мере неприемлемо, поскольку пассионарность ее выше, а культурные традиции иные, чем на Западе.

Но, может быть, в наших рассуждениях кроется ошибка и на деле России следует продолжать трехсотлетнюю традицию ориентации на западную систему мировоззрения? Рассмотрим этот вопрос подробнее в следующем разделе.

5.2. «Полезность» европоцентризма в России

Зададимся вопросом, а полезна ли для России демократия западного типа? Для этого рассмотрим вкратце историю европоцентризма в России.

Россия начала ориентироваться на Европу 300 лет тому назад. Согласно Л.Н. Гумилеву, в тот момент Россия выходила из фазы перегрева и входила в фазу надлома, когда этнос (суперэтнос) может легко заразиться чужими идеями. Регентша Софья и император Петр I заболели идеей обустроить Россию в соответствии с принципами, характерными для Западной Европы той поры: создание регулярной армии, привлечение к государственному управлению пассионарных служащих, не скованных узами собственности и готовых, что называется, землю рыть, чтобы самореализоваться и обустроить свою жизнь, систематизация имеющихся и разработка технологий получения новых знаний, введение новых принципов обучения. Гумилев указывает, что различие между Софьей и Петром I было незначительным и выражалось лишь в том, что первая ориентировалась на католическую Францию, а второй – на преимущественно протестантские Германию, Голландию и Англию. При этом Петр оказался явно талантливее и удачливее своей единокровной сестры.

С одной стороны, необходимость изменений в России в самом деле тогда назрела. С другой – недавно рыцарская и экономически отсталая Европа, выйдя из мучительной фазы надлома своего этногенеза и справившись с пандемией оспы, стала входить в фазу «золотой осени» с присущей этой эпохе развитием техники, культуры и т.п. Европейский блеск не мог не привлечь внимание граждан московского государства, ведь человек всегда тянется к лучшей жизни. Увидев, что Европа начинает набухать избытком материальных богатств, русская элита решила не отставать: «чай, не хуже других». При этом различия в географическом, историческом и тем более энергетическом (пассионарность) положении Западной Европы и России, учтены не были. В итоге, сработал принцип: «близок локоть, да не укусишь». Обо всем об этом сказано у Гумилева. Нам лишь важно, что триста лет тому назад объективно назревший процесс модернизации российского государства, а вместе с ним и всего суперэтноса, пошел под лозунгом: «будем жить как на Западе». Но была ли этому альтернатива? Думается, что нет. Великая Степь и Китай были отсталыми и неинтересными для подражания, Турция была грозным и опасным врагом России, мир Ислама захлебывался от междоусобиц, Индия была захвачена Тимуридами, про Африку, Японию и Американские континенты и говорить не приходиться. Так исторически сложилось, что в те времена блистала одна лишь Европа. Россия была обречена на подражательство ей.

Но, может быть, в России мог вызреть свой путь – путь, основанный на самоуважении? Формально, конечно, такое могло произойти. Однако речь идет о том, что Россия, вследствие переживания перехода акматической фазы в фазу надлома была уязвима к идеологическому чужеродному влиянию, т.е. была готова заболеть чужими идеями, а ничего другого, кроме, так сказать, «европейской идеи», в те времена не было. Поэтому Россия стала ориентироваться на Запад и вошла в противоречивую ситуацию: мировоззрение она пыталась позаимствовать у того, с кем она объективно была вынуждена периодически воевать ради отстаивания своей политической и военной независимости. Это, конечно, нонсенс: обычно – с кем воюешь, того и ненавидишь, и не приемлешь его, вражеские, ценности. А тут такая любовь – на ножах. Реализация этой противоречивой ситуации потребовала колоссальных издержек.

Например, ориентация на Запад означала, в частности, подражательство в быте. И если богатая Европа относительно легко позволяла себе роскошь, то аналогичный уровень роскоши Российская элита добивалась тотальным закабалением своего населения – крестьянства. Элементы крепостничества на Руси стали возникать еще при Иване Грозном, но подлинного «расцвета» эта система управления испытала при Петре I, и особенно при Екатерине II. Крепостничество в наиболее тяжелых для людей формах – это результат болезни России под названием «европоцентризм». Ведь если бы не было стремления русской элиты к тому, чтобы было «как в Европе», которое в те времена было не осуществимо вследствие отсутствия значительного слоя свободных обывателей, делающих возможным устойчивое экономическое процветание, то не было бы и соответствующих расходов на роскошь, значит крестьянам жилось бы легче, восстаний – меньше, и не было бы причин превращать их в полурабов. И это не простые слова. Цена иных безделушек или элементов дамского гардероба порой равнялась результату работы целых деревень в течение нескольких месяцев. Чтобы получить желанные украшения помещики накладывали на крестьян непомерные налоги. Собственно, для того и вводили крепостничество, чтобы обдирать «как липку» абсолютно бесправных крестьян, далее – набирать почти бесплатных рекрутов и бросать их на усмирение своих отцов и братьев, а также на внешние войны с тем же самым Западом, который, видя ослабление России вследствие всех этих жестокостей, периодически наглел.

Другой пример, уже почти, к сожалению, забытый. Это раскол Русской Православной Церкви. Известно, что так называемых староверов уничтожали нещадно, до седьмого колена. Почему возникли такие жестокости, в чем тут дело? Фаза надлома обычно соответствует расколу в этносе. И как в Европе в XV

в. Западная Христианская Церковь раскололась на собственно католическую и протестанскую, так и с середины XVII – начала XVIII веков Русская Православная Церковь испытывала аналогичные процессы. При этом часть верующих более-менее лояльно относилась к западной, латинской вере (не выделяя в ней католической и протестанской ветвей), например соглашалась печатать книги в католических типографиях, другая же часть – категорически возражала против такой лояльности. Последние стали называться раскольниками. Власти поддержали первых. И это понятно, ведь элита сама, мягко говоря, была лояльной к Западу и постоянно заискивала то перед немцами, то перед англичанами, то перед французами. Раскольников стали уничтожать, поскольку на примере Запада видели, к чему может привести раздвоение церкви. Там конфессиональные распри были использованы правителями различных государств для получения политической независимости. Вот и в России сформировались условия того, чтобы в разных ее частях доминировало то или иное направление православия. Следовательно, могло сложиться ложное впечатление, что будто бы возникли предпосылки раскола России на политически независимые государства по конфессиональному признаку. А поскольку раскольники, по сути антизападники, не соответствовали идеологическим устремлениям властей, то и было принято решение уничтожить их, упростить этносистему, изъяв из нее целый слой людей с определенным (надо сказать, вполне жизнеутверждающим) мироощущением. Сделано это было исключительно жестоко. И все лишь потому, что властям нужна была прозападническая ориентация. А ведь единство России можно было обеспечить и не таким руссконенавистническим способом, в котором, кстати сказать, больше всего преуспела немка Екатерина II. Например, можно было, не выделяя и специально не поддерживая того или иного течения в православии, объявить общую, объединяющую для них доминанту: создание такой Российской империи, которая по своему статусу соответствовала бы третьему Риму. При этом можно было постараться перевести распри в чисто богословское русло. Поскольку русские раскольники, в отличии от западных лютеран, никогда не стремились захватить светскую власть (восстания Пугачева или Разина – не в счет, поскольку они спекулировали на раскольнической идее, а сами староверами не были), то миролюбивая и конструктивная политика по отношению к ним привела бы к усилению разнообразия российского этнического поля, что, в свою очередь, послужило бы усилению России, а не ее ослаблению. Но властям нужно было прозападничество, в результате чего народ получил невиданное истребление. За что? За православную веру! Бред какой-то, но это было.

Наконец, можно отметить коммунистическую идею, пришедшую в Россию из Германии. Согласно этой идее, собственность у хозяев отбирается и передается государству, от имени которого управление осуществляется назначенными сверху лицами, т.е. чиновниками. Воцарение этого режима в России сопровождалось гражданской резней, что ослабило страну и позволило европейцам и японцам осмелеть и попытаться осуществить интервенцию. У них не получилось, но скольких жизней это стоило россиянам! При этом важно, что идеология коммунизма в России строилась так, что подразумевалось наличие Запада как самостоятельной цивилизации. Ведь все аргументы коммунизма в России – это антитезы относительно западных тез. Если там рабочие эксплуатируются, то у нас – нет; если там – богатеи, то у нас – нет; если там нищие, то у нас – нет; если там – красивые и качественные товары и здания, то у нас – нет и т.д. и т.п. Российские коммунисты боролись с западным капитализмом, но без этого капитализма вся их деятельность и агитация теряла всякий смысл. Они ненавидели Запад, обожая его. А народ опять страдал. Его обманывали, обкрадывали, выдавая черное за белое, а белое за черное. Ведь в действительности, декларируя коммунистические ценности, главные коммунисты построили систему несменяемости власти. Народ не мог легитимно изменить правительство и полностью находился «под колпаком» элиты. Противостоя экономически более сильному Западу, коммунисты, для создания иллюзии процветания, закрыли границы. Выезжать дозволялось только самим коммунистам, причем, как правило, высокопоставленным. Собственно, многие помнят, что СССР – было государством, где люди работали не на себя, не на свои долгосрочные интересы, а на интересы верхушки коммунистов. Конечно, в некоторых случаях эти интересы пересекались, но не всегда. Например, всем важен был мир, но не всем нужен был рынок. Рынок нужен был людям как способ проявления их активности, свободы. Но именно этого и не хотели коммунисты, поскольку налаженная ими система позволяла управлять практически бесконтрольно со стороны низов. Фактически СССР был империей, в которой определенный круг лиц тайно захватил власть, создав иллюзию власти народа. Страной управляла так называемая номенклатура – профессиональные семейные кланы. При этом она имела практически безграничные права и не несла никакой ответственности – я имею в виду реальную ответственность, такую, которая подразумевает как минимум полную отставку с руководящей должности в случае неисполнения своих обязанностей. Людей держали в повиновении двояким способом: внутренними репрессиями с инакомыслящими и созданием мифа о процветающем коммунизме (социализме) и «гнилом» Западе. Мол, кому же захочется менять розовое «здесь» на черное «там». Оглядываясь назад во времени, ужасаешься от сделанного. Нет, не от сделанного, а от наделанного.

Вкратце подытожим сказанное. Опыт показывает, что примитивное копирование европейских идей, без их творческой переработки на российской почве, с учетом национальной специфики, систематически приводит к серьезным осложнениям. Подавляющее количество народа, подвергаясь насильственным изменениям, обречены на невозможные условия существования, так что все действия властей, направленные на бездумную ориентацию России на Запад (а сегодня – и на США как на суперэтническое продолжение Европы), для нее являются губительными. Эта пагубность проявляется и в возникновении междоусобиц (крестьянские восстания под флагом староверов, гражданская война после 1917 г., уничтожение крепких хозяйственников, сталинские репрессии) и в подавлении любых свобод (крепостничество, коммунистическая насильственная коллективизация крестьян, запрет на выезд за границу и т.д.).

В то же время нельзя не учитывать и объективный момент в тяготении части российского общества к европейским ценностям и стилю жизни. Этот момент заключается в том, что в Европе реально материальный быт налажен лучше, а свобод больше. Это кажется парадоксальным, но факт есть факт: россияне в последние 300 лет в стремлении к лучшему и более свободному существованию систематически получают худшую и менее свободную жизнь. Но это как раз тот неоспоримый эмпирический факт, который дается нам историей.