Россия в войне 1941-1945
Шрифт:
Именно в эту критическую ночь на 15 сентября через Волгу начала переправляться знаменитая дивизия Родимцева, насчитывавшая 10 тыс. человек. Артиллерия дивизии, кроме противотанковых орудий, должна была остаться на левом берегу. Двум стрелковым полкам дивизии Родимцева было приказано «очистить центр города», а третьему полку - занять Мамаев курган и окопаться там.
В течение всего дня 15 сентября бои носили необыкновенно ожесточенный характер. Центральный вокзал несколько раз переходил из рук в руки, и к концу дня «трудно было сказать, в чьих руках находится Мамаев курган». Однако утром 16 сентября советские бойцы вновь захватили Мамаев курган, и бои за него велись почти непрерывно до конца января.
В разгар этих боев войска Сталинградского фронта предприняли попытку прорвать с севера позиции немцев в районе поселка Рынок. Чуйков с некоторой иронией рассказывает о провале этого наступления, которым руководили Еременко и его заместитель, уже известный нам Гордов. 18 сентября небо над Сталинградом на несколько часов очистилось от немецких самолетов: они были переброшены против войск Еременко, пытавшихся осуществить прорыв. Однако вскоре немецкая авиация снова появилась над Сталинградом.
В течение этого дня бои происходили в основном на Мамаевом кургане и в районе Центрального вокзала. Вершина Мамаева кургана вновь была захвачена «остатками дивизии Сологуба» и полком Елина, которые продвинулись в тот день на 100-150 м. Что же касается Центрального вокзала, к исходу 18 сентября, после пятидневных кровавых боев, нередко переходивших в рукопашную схватку, он был захвачен немцами.
«Контратаковать вокзал снова нам было уже нечем: 13-я дивизия генерала Родимцева была измотана. Она вступила в бой сразу после переправы через Волгу и выдержала главный удар немецко-фашистских войск… Им [гвардейцам Родимцева] пришлось, правда, отдать врагу несколько кварталов Сталинграда. Но и это не было отходом или отступлением. Отступать было некому. Гвардейцы стояли насмерть, отходили только тяжелораненые, выползая поодиночке. Из рассказов раненых явствовало, что фашистские захватчики, овладев вокзалом, несут большие потери. Отрезанные от главных сил дивизии, гвардейцы одиночками или группами по два-три человека закреплялись в различных привокзальных помещениях и под вагонами - и оттуда продолжали выполнять поставленную перед ними задачу, истребляли фашистов и ночью и днем…»
Нет никаких сомнений - и Чуйков сам это признает, - что именно солдаты дивизии Родимцева спасли Сталинград во второй половине сентября. Однако Чуйков делает это признание довольно неохотно. Дело в том, что на протяжении многих последующих месяцев о дивизии Родимцева в советской печати (а следовательно, и во всем мире) продолжали писать гораздо больше, чем о каком-либо другом воинском соединении. Между тем она понесла столь ужасающие потери, что после сентября играла лишь незначительную роль в боях за Сталинград и занимала сравнительно спокойный участок фронта.
Припасы для 62-й армии, находившейся в Сталинграде, приходилось доставлять с другого берега Волги, а река, достигающая у Сталинграда ширины более полутора километров, подвергалась днем непрерывным бомбежкам, а ночью артиллерийскому и минометному обстрелу.
«Подразделения, успевавшие за ночь переправиться на правый берег, нужно было сейчас же, ночью, развести и поставить на позиции, а грузы раздать войскам, иначе они были бы уничтожены бомбежкой. Лошадьми и машинами… мы не располагали… Поэтому все доставлявшееся через Волгу разносилось на огневые позиции на плечах воинов, тех самых воинов, которые днем отбивали яростные атаки врага, а ночью без сна и отдыха должны были перетаскивать на себе боеприпасы, продовольствие, инженерное имущество. Это изматывало, изнуряло защитников города и, конечно, снижало боеспособность частей. Однако так продолжалось не день, не неделю, а все время, пока шли бои за Сталинград».
Другим чрезвычайно важным фактором, оказавшим влияние на ход боев за Сталинград (об этом Чуйков старается говорить как можно меньше), было то, что фактически вся артиллерия, минометы «катюши» и т.д. находились на другом берегу Волги, а это была огромная сила. Виктор Некрасов, будущий писатель, тогда лейтенант, который всю Сталинградскую битву пробыл в районе Мамаева кургана в дивизии Батюка, говорил мне: «Войск у нас было очень мало, особенно к концу октября, когда на правом берегу реки осталось лишь несколько небольших участков обороны, - может быть, всего тысяч двадцать [130] . В то же время другой берег Волги представлял собой настоящий муравейник. Именно там была сосредоточена вся служба снабжения, артиллерия, авиация и т.д. Они-то и задавали жару немцам».
130
Генерал Н.А. Таленский, говоря со мной о Сталинграде в 1945 г., назвал более высокую цифру – около 40 тыс. Разместить на этих плацдармах больше людей, сказал он, было физически невозможно.
То же самое подчеркивает и Константин Симонов в своем романе «Солдатами не рождаются», и это вносит существенную поправку в версию Чуйкова:
«Конечно, мы бы не удержались в Сталинграде, если бы нас все время не поддерживали с того берега и артиллерия и «катюши»… Я даже не знаю, как выразить словами ту любовь, которую чувствовал к ним в Сталинграде… И их становилось все больше и больше, мы это чувствовали. Но я даже тогда не представлял себе, что у нас может быть столько артиллерии, сколько бьет по немцам сейчас, через мою голову» [131]
131
Знамя. 1963. №11. с. 7.
Однако при всем этом для советских солдат, находившихся на плацдармах, Сталинград оставался адом. О подкреплениях, доставлявшихся с другого берега, Некрасов говорил мне:
«Эти подкрепления бывали порой просто жалкими. Через реку переправляли - с большим трудом, - скажем, двадцать новых солдат. Это были либо пожилые люди лет 50-55, либо 18- или 19-летние юнцы. Они стояли на берегу, дрожа от холода и страха. Им выдавали теплую одежду и отправляли на передовую. К тому времени, когда новички туда добирались, немецкие снаряды успевали уничтожить пятерых или десятерых из двадцати - ведь над Волгой и над нашими позициями постоянно висели немецкие осветительные ракеты, так что полной темноты никогда не было. Но что поразительно - те из новобранцев, которые все же добирались до передовой, очень быстро становились на редкость закаленными солдатами - настоящими фронтовиками!»
В своей книге Чуйков упоминает о нескольких «критических» днях в Сталинграде, между 12 сентября, когда он принял командование 62-й армией, и серединой ноября, когда потерпело неудачу последнее немецкое наступление. На самом же деле каждый день был «критическим», разве что некоторые из них были более критическими, чем другие. Так, 21 и 22 сентября - через неделю после вступления в бой дивизии Родимцева - были особенно «критическими» днями. Именно в это время немцы заняли значительную часть «торгового района» Сталинграда и расчленили 62-ю армию на две части, прорвавшись к Центральной пристани на Волге.
Один из самых ярких эпизодов, рассказанных Чуйковым и рисующих стойкость советских бойцов, - это история 1-го батальона полка Елина. Этот батальон в течение нескольких дней вел бои за вокзал; когда вокзал был захвачен немцами, уцелевшие солдаты закрепились в расположенном неподалеку каменном здании. В конце концов шесть человек, оставшихся в живых, но все раненные, приблизились к Волге, и то лишь после того, как у них вышли все боеприпасы. Здесь они соорудили плот и двинулись на нем вниз по течению. Наконец их подобрали зенитчики и отправили в медсанбат. Эти люди трое суток ничего не ели. Своих мертвых и тяжело раненных товарищей они оставили в этом последнем опорном пункте, который они удерживали в центре Сталинграда, захваченном теперь немцами.