Россия. Путь к возрождению (сборник)
Шрифт:
Так, семья есть первая, естественная шкала свободы: в ней ребёнок должен в первый, но не в последний раз в жизни найти верный путь к внутренней свободе, принять из любви и уважения к родителям все их приказы и запреты во всей их кажущейся строгости, вменить себе в обязанность их соблюдение, добровольно подчиниться им и предоставить своим собственным воззрениям и убеждениям свободно и спокойно созревать в глубине души. Благодаря этому семья становится как бы начальной школой для воспитания свободного и здорового правосознания.
4. Пока семья будет существовать (а она будет существовать, как всё природное, вечно), она будет школой здорового чувства частной собственности. Нетрудно убедиться, почему это так обстоит.
Семья есть данное от природы общественное единство – в жизни, в любви, в труде, в заработке и в имуществе. Чем прочнее, чем сплоченнее семья, тем обоснованнее является её притязание на то, что творчески создали и приобрёли её родители и родители её родителей. Это есть притязание на их хозяйственно-овеществленный труд, всегда сопряжённый с лишениями, страданиями, с напряжением
Здоровая семья всегда была и всегда будет органическим единством – по крови, по духу и по имуществу. И это единое имущество является живым знаком кровного и духовного единства, ибо это имущество в том виде, как оно есть, возникло именно из этого кровного и духовного единения и на пути труда, дисциплины и жертв. Вот почему здоровая семья учит ребёнка сразу целому ряду драгоценных умений. Ребёнок научается пробивать себе в жизни дорогу при помощи собственной инициативы и в то же время высоко ценить и соблюдать принцип социальной взаимопомощи, ибо семья, как целое, устраивает свою жизнь именно по частной, собственной инициативе – она есть самостоятельное творческое единство, а в своих собственных пределах семья есть настоящее воплощение взаимопомощи и так называемой «социальности». Ребенок научается постепенно быть «частным» лицом, самостоятельной индивидуальностью и в то же время ценить и беречь лоно семейной любви и семейственной солидарности; он научается самостоятельности и верности — этим двум основным проявлениям духовного характера. Он научается творчески обходиться с имуществом, вырабатывать, создавать и приобретать хозяйственные блага и в то же время подчинять начала частной собственности некоторой высшей, социальной (в данном случае – семейной) целесообразности… А это и есть то самое умение, или, лучше сказать, искусство, вне которого не может быть разрешён социальный вопрос нашей эпохи.
Само собой разумеется, что только здоровая семья может верно разрешить все эти задачи. Семья, лишённая любви и духовности, где родители не имеют авторитета в глазах детей, где нет единства ни в жизни, ни в труде, где нет наследственной традиции, может дать ребёнку очень мало или же не может дать ему ничего. Конечно, и в здоровой семье могут совершаться ошибки, могут слагаться в том или ином отношении «пробелы», которые способны повести к общей или частичной неудаче. Идеала нет на земле… Однако с уверенностью можно сказать, что родители, которые сумели приобщить своих детей к духовному опыту [65] и вызвать в них процесс внутреннего самоосвобождения [66] , будут всегда благословенны в сердцах детей… Ибо из этих двух основ вырастает и личный характер, и прочное счастье человека, и общественное благополучие.
65
См. главу третью.
66
См. главу первую и третью.
3. Основные задачи воспитания
Всё то, что мы доселе установили о духовно здоровой семье, как бы предрешает вопрос об основных задачах воспитания.
Можно было бы просто сказать, что всё воспитание ребёнка или, во всяком случае, его основная задача состоит в том, чтобы ребёнок получил доступ ко всем сферам духовного опыта; чтобы его духовное око открылось на всё значительное и священное в жизни; чтобы его сердце, столь нежное и восприимчивое, научилось отзываться на всякое явление Божественного в мире и в людях. Надо как бы повести или сводить душу ребёнка во все «места», где можно найти и пережить нечто Божественное [67] ; постепенно всё должно стать ей доступным – и природа во всей её красоте, в её величии и таинственной внутренней целесообразности, и та чудесная глубина, и та благородная радость, которую даёт нам истинное искусство, и неподдельное сочувствие всему страдающему, и действенная любовь к ближнему, и блаженная сила совестного акта, и мужество национального героя, и творческая жизнь национального гения, с его одинокой борьбой и жертвенной ответственностью, и главное – непосредственное молитвенное обращение к Богу, который и слышит, и любит, и помогает. Надо, чтобы ребёнок получил доступ всюду, где Дух Божий дышит, зовёт и раскрывается – как в самом человеке, так и в окружающем его мире…
67
Живую картину такого духовного паломничества даёт И. С. Шмелёв в своём замечательном произведении «Богомолье».
Душа ребёнка должна научиться воспринимать сквозь весь земной шум и сквозь всю неиссякающую пошлость повседневной жизни священные следы и таинственные уроки Всевышнего, воспринимать их и следовать им, чтобы, внемля им, всю жизнь «обновляться духом ума своего» (Еф. 4, 23). Подобно тому, как однажды выразил это Лафатер65: «Внимай тихому гласу вещающего в тебе Господа…» Чтобы ребёнок, вырастая и входя в пору зрелости, привык искать и находить во всём некий высший смысл; чтобы мир не лежал перед ним плоской, двумерной и скудной пустыней; чтобы он мог сказать миру вещей словами поэта:
Кругом обставшие меняВсегда безмолвные предметы,Лучами тайного огняВы осиянны и согреты [68] …И мог закончить свою жизнь словами глубокомысленного созерцателя Баратынского:
Велик Господь! Он милосерд, но прав,Нет на земле ничтожного мгновенья… [69]68
Фёдор Сологуб (Тетерников).
69
Баратынский. На посев леса.
Духовно живой человек всегда внемлет Духу – и в событиях дня, и в невиданной грозе, и в мучительном недуге, и в крушении народа. И, вняв, отзывается не пассивно созерцательным пиетизмом, но и сердцем, и волею, и делом.
Итак, самое важное в воспитании – это духовно пробудить ребёнка и указать ему перед лицом грядущих трудностей, а может быть, уже подстерегающих его опасностей и искушений жизни источник силы и утешения в его собственной душе. Надо воспитать в его душе будущего победителя, который умел бы внутренне уважать самого себя и утверждать своё духовное достоинство и свою свободу, духовную личность, перед которой были бы бессильны все соблазны и искушения современного сатанизма.
Как бы странно и сомнительно ни прозвучало это указание для педагогически неискушённого человека, но по существу оно остаётся непоколебимым: самое большое значение имеют первые пять-шесть лет детской жизни, а в следующее за ним десятилетие (с шестого по шестнадцатый год жизни) многое, слишком многое, завершается в человеке чуть ли не на всю жизнь. В первые годы детской жизни душа ребёнка так нежна, так впечатлительна и беспомощна… Он как бы плывёт в потоке наивной, непосредственной доверчивости и некоего как бы предмирного «всесмешения»: «свет и тьма», «твердь и вода» ещё не отделены друг от друга; и свод, имеющий потом отделить дневное сознание от нашей бессознательной сферы, ещё не создался в процессе вытеснения [70] . Этот свод, который будет потом всю жизнь обуздывать кипение страстей и замыкать томление аффектов, подчиняя их творческой жизненной целесообразности, находится ещё в стадии возникновения. В этот период жизни впечатлениям открыта последняя глубина души; она вся всему доступна и не защищена никакой защитной бронёй; всё может стать или уже становится её судьбой, всё может повредить ребёнку или, как говорит народ, испортить ребёнка. И действительно, всё вредное, дурное, злобное, потрясающее или мучительное, что ребёнок воспринимает в этот первый, роковой период своей жизни, – всё причиняет ему душевную рану (травму), последствия которой он потом влачит в себе через всю жизнь то в виде нервного подёргивания, то в виде истерических припадков, то в виде уродливой склонности, извращения или прямой болезни. И обратно, всё то светлое, духовное и любовное, что детская душа получает в эту первую эпоху, приносит потом, в течение всей жизни, обильный плод. В эти годы ребёнка надо беречь, не терзать его никакими страхами и наказаниями, не будить в нём преждевременно элементарные и дурные инстинкты. Однако упускать эти годы в смысле духовного воспитания было бы столь же недопустимо и непростительно. Надо сделать так, чтобы в душу ребёнка проникало как можно больше лучей любви, радости и Важней благодати. Здесь надо не баловать ребёнка, не потакать его капризам, не изнеживать его и не топить его в физических ласках, но заботиться о том, чтобы ему нравилось, чтобы его умиляло и радовало всё то, что есть в жизни Божественного: от солнечного луча до нежной мелодии, от жалости, сжимающей сердце, до прелестной бабочки, от первой, лепетом сказанной молитвы до героической сказки и легенды… Родители могут быть твёрдо уверены: здесь ничто не пропадёт, ничто не канет бесследно, всё даст плоды, всё принесёт хвалу и совершение. Но пусть никогда ребёнок не будет для родителей игрушкой и забавой; пусть он будет для них нежным цветком, который нуждается в солнце, но который так легко может быть незаметно надломлен. Именно в эти первые годы детства, когда ребёнок считается несмышлёнышем, родители должны помнить при всяком обхождении с ним, что дело не в их родительских восторгах, наслаждениях и забавах, а в состоянии детской души, абсолютно впечатлительной и (именно вследствие несмыслия своего) абсолютно беспомощной…
70
Разумею этот термин в том смысле, который придан ему основополагающими открытиями и формулами создателя современной психопатологии Зигмунда Фрейда.
Итак, до пяти-шести лет, т. е. до самого «вытесняющего» перелома в детской душе, ребёнка нужно душевно беречь, как нежный цветок, с тем чтобы затем постепенно изменить весь тон воспитания, ибо после периода душевной теплицы должен наступить период душевного закала; ребёнок должен приучаться внутренне к самообладанию и к высоким требованиям; и этот процесс дастся ему тем легче, чем меньше травм он вынесет из первого периода. В нежнейшую эпоху своей жизни ребёнок должен привыкнуть к семье – к любви, а не к ненависти и зависти, к спокойному мужеству и самодисциплине, а не к страху, унижениям, доносам и предательству. Ибо воистину мир можно пересоздать, перевоспитать из детской, но в детской же можно его и погубить.