Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века
Шрифт:
В конце XVI века, в 1594 году, Борис Годунов, тогдашний правитель Ингрии и Карелии, уступил Швеции Нарву и Ревель. Когда в начале XVII века Польша, воспользовавшись Смутным временем, двинула свои полчища на Россию, чтобы окончательно разбить Московское государство и ополячить Русь, шведы в свою очередь решили, что настал удобный момент для грабежа и утверждения своего окончательного господства на берегах Финского и Рижского заливов.
Смутное время… Россия переживала труднейшие дни: Смоленск в осаде поляков, в Тушине сидел Лжедмитрий II с крамольными боярами. Русских сил не хватало для борьбы с врагами. В этой обстановке Василий Шуйский обратился к шведскому королю Карлу IX, с которым у России был договор о союзе. «Союзник»
Карл IX прислал помощь — 8000 кавалеристов и 4000 пехотинцев под командованием генерала Делагарди. Они были направлены в Смоленск на помощь русским, осаждаемым польским королем Сигизмундом. И что же? Прибывшее подкрепление вместо того, чтобы бороться с поляками, напало на русский обоз, разграбило казну и, соединившись с поляками, начало разорять русские земли.
Измена шведского войска в немалой степени способствовала поражению русских в войне с поляками, привела к пленению Василия Шуйского и дальнейшему разорению и упадку страны. Шведы же, воспользовавшись этим, прислали в Россию новые корпуса, которые заняли Новгород и начали бесчинствовать на Новгородской земле.
Борьба с ними продолжалась до 1616 года, когда по Столбовскому миру, навязанному Швецией России, шведами были оккупированы Карелия, Ингрия и города Ивангород (Нарва), Ям, Копорье, Орешек и Кексгольм. Россия оказалась отрезанной от балтийских берегов, которыми она владела на протяжении многих столетий. «Таков-то был трактат вечнаго со шведами мира!» — восклицает Н.И. Голиков, один из старейших историографов Петра Великого.
«Обязательство с Российской стороны, данное в храпении онаго трактата, подобно было данному от человека, впадшего в разбойническия руки, у которого они, отняв имения, взяли с него обязательство, чтобы никогда с них не требовать и не искать пограбленного, которое он для спасения своея жизни утвердил еще и присягою» {21} .
Россия задыхалась от отсутствия выхода на внешние рынки. Огромное государство от восточного океана и до Днепра не имело никакого выхода к морю, если не считать далекого замерзающего Архангельска. В России купечество стонало от того, что «за морем телушка — полушка, да рубль перевозу». Необходимость выхода к морю заставляла великую державу Россию еще в 1662 году при отце Петра I царе Алексее Михайловиче обращаться к курляндскому герцогу с просьбой допустить российские торговые корабли для промыслов. Канцлер курляндского герцога Фельгерзам ответил царскому посланнику Желябужскому в довольно прозаической форме: «…пристойнее великому государю заводить корабли у Архангельска». Это означало: «Нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок».
Между тем без доступа к Балтийскому морю Россия не могла занять подобающее ей место в Европе. И заслуга Петра Великого заключается не в том, что он поставил проблему отвоевания русских прибалтийских земель, ибо до него тоже воевали со шведами, а в том, что он подошел к разрешению этой проблемы как крупный государственный деятель. Петр понял, что балтийская проблема не ограничивается рамками русско-шведских отношений, что проблема Балтики — это европейская проблема и поэтому она сможет быть решена только в сочетании со всеми остальными европейскими вопросами.
Грубо говоря, можно утверждать, что Петр I занимался в течение всей своей жизни двумя политическими проблемами:
а) балтийской, связанной с Северной войной;
б) черноморской, связанной с взаимоотношениями с Оттоманской Портой.
Он связал эти проблемы, выкристаллизовал из них одну задачу, и этой задаче он посвятил всю свою энергию и дипломатическое искусство.
Если к Азовским походам Петр готовился почти исключительно как полководец, ибо с точки зрения международной казалось, что обстановка была вполне благоприятной, так как Турция ко времени Азовских походов была в состоянии войны с Австрией, Польшей и Венецией, то к Северной войне Петр готовился раньше всего дипломатически. Война со Швецией вызревала медленно в дипломатических канцеляриях тогдашней Европы, и поэтому в подготовке ее играла значительную роль дипломатическая разведка.
Нет никакого сомнения в том, что еще до отъезда Великого посольства из России (1697 г.) во главе с Петром I у последнего уже созрела убежденность в необходимости в ближайшее время воевать со Швецией, и что эту войну следует вести России в союзе с другими странами Европы, и что к ней надо готовиться исподволь. Этим надо объяснить и маршрут, избранный царем для посольства. Если бы целью посольства было только посещение далекой по тем временам Западной Европы, то незачем было заезжать в Лифляндию и Курляндию. Поездка же через эти страны была дипломатической и разведывательной в полном смысле этого слова. Тем большим должно было быть разочарование Петра, когда он встретился с крепкой шведской контрразведкой, раскусившей все его намерения.
На базе неофициальной переписки дипломатических канцелярий и появилась версия о том, что Петр-де обиделся на шведского губернатора Риги Дальберга за то, что он встретил царя без должных почестей и помпы. Эта версия потому еще не выдерживает критики, что Петру чужды были всякие элементы этикета, формальных почестей и строгих придворных правил. Петр сам, по свидетельству современников, не выдерживал никакого этикета и ломал все правила. Он действительно горячо (наверняка болезненно) принял к сердцу прием, оказанный посольству в Риге, но потому только, что прием расшифровывал намерения этого посольства, помешал выполнению разведывательных задач, которые оно само себе и поставило.
Голиков пишет: «По вступлении в земли шведския, встретил посольство присланного от рижского генерал-губернатора Дальберга простой дворянин; к вящей же обиде, помянутый дворянин имел за посольством крепкий присмотр, особливо же за дворянами посольства, в числе коих ведал он находившагося самого Монарха, и так как бы содержал под частным караулом…
По приезде же в Ригу все посольство в город не пустили, а разместили в предместье, и, что особенно было неприятно, «поставлены вокруг квартир их не для чести, но для строгого за ними присмотра караулы, умножены разъезды и патрули, так как бы в неприятельское нашествие, и когда послы послали от себя сказать тому генерал-губернатору о приезде их и просить, чтоб поступлено было с ними по древнему обыкновению, по договорам и по-приятельски и дана была бы людям их свобода входить в крепость для покупок, то он присланного едва допустил до себя, под видом болезни, за которою будто и не может он сделать послам визита, а вход людям в крепость хотя и дозволит, но не более вдруг 6 человек, да и то за присмотром воинских людей, и с тем еще, чтоб близко крепостных валов не подходили, а инако он то запретить вынужден будет силою».
По прочтении приведенной цитаты не остается места для сомнения, что Дальберг принял это посольство за настоящую разведывательную партию и поэтому мобилизовал весь контрразведывательный аппарат.
Он обставил их наблюдением, запретил появляться в зоне фортов и предупредил, что за нарушение этих правил будет действовать силой. Казалось, что дело ясное. Но русские на этом не успокоились и потребовали от Дальберга объяснения его действий. Что было делать несчастному Дальбергу! Он ответил, что «имеет многия причины к подозрению, ибо уведомлен он в его предосторожность, что под видом посольства скрывается некое тайное намерение» {22} .