Российский колокол № 5-6 2020
Шрифт:
В общем, эстет и альтруист (в определенном смысле) был этот добрый человек.
А вот последний Лесник, наоборот, любил всяких уродцев, предпочитая, впрочем, исключительно ручных. Много он их вокруг себя развел. Умиляло его, как они, пища и пихаясь, по первому его свисту спешили за кормом. И такие они забавные при этом были, такие смешные! И ладошку вылижут, и на задних лапках спляшут, и даже в теннис с ним сыграют! Ну так хорошо, что рядом с ними отогревался он душой и сердцем! Одно плохо: как выпьет лишнего, так обязательно какую-нибудь гадость в дом тащит. Гладит за
– Вот он, сыночек мой, вот он, наследничек!
А проспится, поглядит вокруг мутным взором да как гаркнет:
– Это что за говнюк у меня на столе сидит?!
Хрусть ногтем – и нет наследничка! Что и говорить, матерый был человечище, одно слово – Хозяин! Видимо, в один из таких запоев приволок он невесть откуда паука в стеклянной банке. Паучок был маленький, худенький, носик остренький. Одни глазки живые бегают туда-сюда. Сразу видно, голодный! Лесник ему мясца свежего с кровью дал, а тот немного перекусил, а что не осилил, по-хозяйски паутинкой оплел на черный день и скромненько в уголочке притих благодарно, глазенками-бусинками сверкая.
– Вот ведь он какой, сынуля мой! Почтительный!
Прослезился тут Лесник, хряпнул еще стопочку и вышел до ветру. Больше его никто в Лесу не видел – как сгинул мужик…
Сначала этому никто значения не придал. Все думали, чудит дядька, погуляет и вернется. Но время шло, а его все не было. И тогда заволновался лесной народ:
– Как же так… без Хозяина-то?
– Без Хозяина нам никак нельзя – помрем!
Выбрали представителей от общества и пошли к сторожке. Пришли, глядь, а сторожки-то и нет. Пустая поляна, да паутина по деревьям клочьями висит. Заскучали тут звери, испугались.
– Не умеем мы, – говорят, – коллективно Лесом управлять. Не научили нас прежде. Надо старшего выбирать.
Претенденты, впрочем, быстро отыскались. Особенно одна жаба старалась.
– Я, – кричит, – однозначно самая достойная! Во-первых, я ядовитая, а во-вторых, ежели начну икру метать, вам всем места в лесу мало станет.
Дали ей в рыло, чтобы не выступала. Но вопрос тем не решили. А тут еще дятел долбит своей красной башкой о сухой пенек и орет почем зря:
– Каждый работяга получит от меня по одной диетической личинке в сутки. Плюс бесплатное лечение у травматолога, а люди творческих профессий даже у проктолога, и это не считая возможности ежедневного созерцания восхода новой зари!
Дурную птицу утихомирили лошадиной дозой промедола. Дятел – и есть дятел, что с него взять, ежели он всю жизнь на голову стукнутый?
Время шло, а приемлемого решения не находилось. Лесной народ поднял такой гвалт с мордобоем и матюгами, что из соседнего леса, привлеченные шумом, стали зеваки подтягиваться, и что характерно, каждый со своим советом или даже планом окончательного решения всех проблем. Больше всех пеликан один старался, все поучал:
– Чего орете, работать надо, а не глотки драть…
Очень обиделись на него аборигены. Особенно жаба оскорбилась.
– Все, – кричит, – подонки, однозначно! А этот, с кошельком вместо клюва, – первый подонок! Ишь чего удумал! Мы, значит, вкалывай от зари до зари, а он наше кровное себе в хайло запихнет – и поминай как звали! Они всю жизнь такие! Зажрались, суки! Видела я тут ихнего крокодила, это сколько надо продуктов извести, чтобы из обычного тритона такую сволочь вырастить?
Плюнул пеликан досадливо и улетел, сопровождаемый завистливыми взглядами.
– Холеный, гад, а тут весь зад в клещах да морда в прыщах. Эх, не везет нам…
Не на шутку испугались обитатели леса своего сиротства. Совсем приуныли было, но тут один тощий, облезлый медведь-шатун с голоду да недосыпу о пауке вспомнил:
– Прежний Лесник не дурак был. Знал, небось, кого наследником назначать! А что до меня, так мне все равно, под чью дудку плясать. Лишь бы кормили от пуза!
Огорошенные медвежьей откровенностью, обитатели леса не нашли, чем ему возразить, а может, и не захотели: зима как-никак уже на носу была. Решили они тогда всем скопом:
– Конечно, паук не орел, чего уж там кокетничать. Тварь он, тварь и есть. Однако тоже ведь не чужой, а свой – доморощенный! К тому же если сильно прищуриться и посмотреть сбоку, под острым углом, то, как стали уверять некоторые анонимные личности, он даже вполне симпатичный, даром что хелицеровый.
Подумав недолго, отправилось зверье пауку челом бить, да не тут-то было. Всю поляну вокруг паучьего логова теперь местные паразиты оккупировали, и никак сквозь их плотные ряды не пробиться было. Раньше-то все эти клещи, пиявки, комары да трутни поодиночке «трудились», каждый в своем регионе, а теперь вдруг все разом под мохнатую лапу подались в чиновники определяться. Потоптались лесные голодранцы у подножия паучьего Олимпа, удивляясь, как много вокруг них уже паутины наплелось, да тихо расходиться стали. Только самые упрямые задержались.
– Мы, – говорят, – не уйдем, пока чаянья наши и думы горькие до Самого не доведем. Нам теперь все одно! Пусть выходит, а не то худо будет!
Но не очень-то их испугались. Сутки ждали, двое, на третьи явился к ним старый знакомый слизень. Важный такой, раздувшийся и еще более скользкий, чем раньше.
– Чего шумите, господа хорошие? – спросил с мягким укором, за которым самым проницательным послышались нотки скрытой угрозы. – Покою от вас нет. Их лесное высокоблагородие изволит почивать на лаврах после дел праведных, а вы мешаете естественному процессу.
Тут молодой воробей даже сплюнул с досады:
– Это какие же такие дела? Что-то мы ни одного не видели! Одной паутиной пол-леса запаскудил – и все. Скоро летать негде будет!
– Это все потому, – назидательно отвечал слизень, – что мозги у тебя воробьиные, оттого и не видишь дальше своего клюва. Их высокопревосходительство не покладая жвал плел вертикаль паутины, в чем преуспел всесторонне, а отдохнет немного – и за горизонталь примется. Что же касается полетов, то летать тоже надо уметь! Кончились времена брожения и шатаний. Идет новая эра порядка и тотального контроля в рамках демократических преобразований. Есть лицензия – пари орлом! Нет – крылья долой, претенденты всегда найдутся!