Российский колокол №7-8 2019

При перепечатке ссылка на альманах Журнал «Российский колокол» выпуск 7–8 – обязательна. Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов.

Учредители

Московская городская организация Союза писателей России,

Фонд «Литературный фонд Петра Проскурина»

Адрес редакции

107023, г. Москва, ул. Никитская Большая, 50а, стр. 1

Электронная почта

pressa@inwriter.ru

Электронная версия

ros-kolokol.ru

Член Интернационального Союза писателей, журналист, публицист.

Рада приветствовать авторов и читателей очередного, последнего в 2019 году, номера литературного журнала «Российский колокол».

Для каждого из нас год был по своему разнообразным: кому-то он запомнился яркими событиями и творческим взлетом, кого-то баловал белыми полосами в жизни и работе. А мы, в свою очередь, на протяжении этого года продолжали знакомить вас с талантливыми писателями современности.

Вот уже 25 лет «Российский колокол» являет собой своеобразную выставку достижений литературы современности. Авторы, с которыми вы встречаетесь в нашем издании, это не только люди знаменитые, как говорят – «из первых рядов современной литературы». Кстати, с ними мы всегда знакомим читателей в постоянных рубриках «Современная проза», «Литература зарубежья», «Критика». Но есть на страницах «Российского колокола» достойное место и для авторов, которые только набирают литературный вес и опыт, однако, весьма уверенно взбираются на творческий Олимп! С их творчеством вы можете познакомиться в рубриках «Литературная гостиная» и «Голоса провинции».

В новом выпуске мы, как и прежде, представляем вашему вниманию высококачественную художественную литературу, объединив произведения рубриками, что дает возможность выбрать по вкусу и верно сориентироваться в наиболее интересных для вас публикациях в каждой отдельно взятой рубрике. Выпуск получился разнообразным по жанрам, эмоционально живым и искренним!

Светлана Бахтина (псевдоним Клара Калашникова). Родилась 19.12.1972 г. Закончила филологический факультет КГУ, затем психологический факультет. Занимается арт-терапией. Пишет, рисует, проводит тренинги для раскрытия творческого потенциала. Публикации: книга «Истории нашего двора» (2015). Рассказ в сборнике «Школа жизни» (2015).

Скоро праздник, а значит, приедет мама. Сядем мы с ней на кухоньке за стол, наварим овощей и начнём готовить нашу любимую «Селёдку под шубой». И пока руки дело делают, начнётся неспешный разговор о делах, о близких и родных, да и просто о жизни. Бывает, что, укладывая слой за слоем, заговорит мама про детство, про семью бабушки. И тогда я, много раз слышавшая эти нехитрые истории, снова чувствую связь с тем временем, когда меня ещё не было. Представляю маму маленькой, а бабушку молодой. И простая, ничем не примечательная семья, каких, наверное, тысячи, кажется мне не такой уж обычной, а моей, родной и поэтому особенной. И мама привычно начнёт перебирать в памяти события тех далеких лет, не забывая давать мне кулинарные советы.

Как же я люблю селёдочку! Требования к ней особенные, как к невестке. Чтобы шкуркой серебристая, икоркой пузатая. Лежит в пряном рассоле, маринуется. Как её солить, чтобы со смаком – рецепт семейный, но вам скажу – на две меры соли одну меру сахара. Подержишь её сутки в рассоле, с гвоздичкой и перцем потомишь, перевернёшь – аж руки чешутся от пряного рассола. Оближешь пальцы, зажмуришься: вкусно! Раньше как говорили, когда в гостях плохо накормят? «Несолоно хлебавши». Это потом учёные открыли, что соль усиливает вкусовые качества еды. В этом и суть соли, – хоть и не сахар она, но вкус жизни не просто придаёт, – усиливает. Недаром в народе говорят: «Соль жизни». Но мало посолить сельдь, её и разделать уметь надо. Самое вкусное – жирная спинка. В боках костей много, – работа кропотливая, прямо тест на внимание. Иначе одна косточка – и праздник насмарку. Тщательно проверить все кусочки, а потом мелко порубить кубиками – для верности. И вот крошишь, трёшь, укладываешь слой за слоем, и всякое-разное вспоминается.

Когда началась война, маме исполнилось два года. Её отца, моего будущего дедушку Сашу, забрали на фронт. Это было в самом начале войны, в Белоруссии. Дедушкин полк окружили немцы и загнали в болото. Два дня сыпал снег, болото покрылось корочкой льда, солдаты сидели в нём по грудь, а сверху шёл обстрел из миномётов. Уцелевших немцы взяли в плен и повели через село. Дедушка и ещё один солдат сбежали и спрятались в хате. Дедушка залез в печь и задвинул заслонку, его товарищ укрылся в шкафу, немцы его нашли, а дедушку нет. Повезло, что перепуганная хозяйка дома не выдала. Она же и подлечила деда (после болота был сильный кашель), а как выздоровел, он ушёл к партизанам. Через несколько лет, когда наши погнали гитлеровцев обратно, дедушка присоединился к действующей армии и воевал. Но не до победного мая 1945-го, а успел ещё и на Японскую попасть.

Картошку варить надо в мундире, прямо как военно-обязанную. Потом быстро под ледяную воду на минуту-две – и шкурка легко сойдёт, только поддень острым ножом, да и сними тонкую стружку. И на крупной тёрке её – хорошо пойдёт, мягко. Иногда пробуешь – чуть сладковатая на вкус, – значит, подмороженная. Мама такую любит.

В войну за счёт картошки и выжили. Весь хлеб сдавали, мама моя ребёнком ходила по полю, ноги исколола, потому что обуви не было. Собирала оставшиеся колоски, хоть по горсточке принесет каждый ребёнок села, хоть на одну буханку больше испекут – вот и жизнь кому-то на день продлили. «Всё для фронта, всё для победы!» А самим сельчанам оставалась картошка, она и спасала от голода.

Тру я её, родимую, и слушаю мамины рассказы. Семья без мужчин была такая: мамина бабушка ещё жива была, маминой маме Асе под тридцать, и детей у неё трое, а муж на фронте. Мама Роза была средняя из деток. Намоют, значит, бабушки ведро картошки, дадут ей и старшей сестре в руки тёрку – они и трут вместе с кожурой. Кожуру в то время чистить – бесполезный расход еды. Тёрла мама картошку и засыпала от усталости прямо у ведра. Потом в эту сырую картошку добавляли лебеды, – муки ведь не было, – и в печку. Пеклись твёрдые серые лепешки, некрасивые, зато сытные. Зимой картошка мороженая была, и лепёшки сладкие получались – уже одно это было детям в радость.

Когда лук чищу, всегда слезами обливаюсь. Мама смеётся: «Пусть твои слёзы будут только луковыми!» Она знает, о чём говорит. Бабушка во время войны пропадала дотемна на работе: сядет утром на лошадь и поскачет по сёлам – женщина с образованием зоотехника, ох как нужна она была в то время! Но вот не смогла всех своих детей уберечь, умерли они от болезней. Из троих одна дочь, моя мама, и осталась. Слёзы были тогда не луковые, но плакать над мёртвыми было некогда – надо было живых спасать. А хозяйство на девяностолетней прабабушке, семидесятилетней бабушке и четырёхлетием ребёнке, моей маме, держалось. Я всё вызнавала у неё, выспрашивала: от чего она ребёнком плакала или смеялась? Мама на это сердится: «Какие глупости говоришь! Холодно было – помню, голодно было – помню, страшно – бывало… А слёзы лить сил не было, да и зачем это? Слёзы горю не помогут». Не любит она детство вспоминать. Правда, самое светлое воспоминание её детства был Новый год. Дети приходили в сельский клуб, а там стояла ёлка, наряженная самодельными игрушками – то ли бумажными, то ли тряпичными, у кого что под рукой было, из того и делали. Налюбуются детки этой ёлкой, напьются стаканом горячего жидкого чая, а к нему – маленькую булочку давали, из тех колосков, что дети насобирали. И вот оно, ощущение мира, тепла, и на душе легко. Война – войной, а детство – детством.