Российский колокол №7-8 2021
Шрифт:
1898
Впоследствии стихотворение стало спусковым крючком для написания повести «Митина любовь». Чувство близости в творчестве И. А. не терпит повседневности. Оно приходит как наваждение («Стёпа»), раскаяние («Тёмные аллеи»), воспоминание («Поздний час»). Это стихия, которой невозможно противостоять. Она поглощает и губит:
«Беру твою руку и долго смотрю на неё…»
1898
Любовь выступает ангелом тьмы, убивающим светлые чувства. Это не вдохновение и счастье, а страсть и боль. Исследователи творчества писателя подмечали, что на протяжении жизни он бился над разгадками двух тайн – любви и смерти. Всю их силу человек ощущает лишь у последней черты. Одно без другого невозможно.
Сюжет любовной лирики развивался в двух направлениях. Чувства героев либо прерывались обстоятельствами:
«Мы встретились случайно, на углу…»
1906
Либо же герой или героиня изначально были обречены на безответность:
Чужая
1906
Любовь и брак для писателя были несовместимы. Любовь в браке превращается в привычку и теряет сущность. Лучше краткий миг блаженства, остающийся в памяти навечно, чем долгосрочные обязательства, вызывающие недовольство.
«Любовь всегда обречена» – девиз лирики поэта. Отсюда лаконичность и сухость стиля. Невозможно страдать красноречиво.
Лишь когда Бунин пишет о весне – любимом времени года, то растворяется в стихах нежностью без намека на расставание:
«Звёзды ночью весенней нежнее…»
1898
Природа в любовной лирике поэта становится сторонним наблюдателем, предоставляя свободу действий героям.
Сердечные чувства опасны. Они злыми ангелами губят «смертной страстью». Лирический герой жаждет и боится обжечься.
И. А. консервативно продолжал тютчевскую традицию «золотого века». Темой отчаянной любви он близок Лермонтову, которого ставил выше Пушкина. Для Бунина любовь – взаимодействие духа и плоти. Через плоть познаётся дух. Женщина не прародительница греха, а источник земной радости. Пусть потом – небытие, но ради счастливых мгновений стоит жить.
Поэт выступал тонким психологом, не боящимся описывать интимные стороны жизни. Любовь – таинство во спасение или во грех. Возрождает или губит. Выбор за каждым. Об этом и сегодня продолжает задумывается читатель, листая страницы классика русского зарубежья.
Светлана Толоконникова
«Избави Бог от звонкой чепухи…»: тема творца и творчества в поэзии С. Новикова
Творчество Сергея Новикова, одного из самых талантливых крымских поэтов второй половины XX – начала XXI века, во многих аспектах развивает традиционные для русской поэзии темы и мотивы. Однако Новиков при этом счастливо избегает банальностей и вторичности в своих стихах, преломляет традицию совершенно по-своему, обогащая её новыми образами и ассоциативными рядами.
Одной из центральных тем для С. Новикова, как и для подавляющего большинства его великих и разных предшественников, является тема поэта и поэзии, творца и творчества. Отталкиваясь от классической трактовки этих понятий, Новиков создаёт свой миф о поэте и его особом месте в «профанном» мире, о его функциях, о сущности поэтического слова, о мире творца.
Надо отметить, что практически каждый поэт пытается осмыслить свою миссию, осознать магию звучащего слова, понять источник особого художественного дара. Это стремление, как известно, восходит к далёкой древности. В мифологии практически каждого народа есть образ волшебного певца, связанного происхождением с богами. Иногда функция певца принадлежит самому демиургу или сменившему его следующему верховному божеству. В других случаях певец пользуется особым покровительством бога, исполняет его волю, является носителем собственной магии. «Поэт, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествлённой памяти коллектива. Поэт знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом (отсюда поэт как установитель имён), создаёт мир в его поэтическом, текстовом воплощении, параллельный внетекстовому миру, созданному демиургом.
Творчество, делание объединяет поэта с жрецом. Воспроизводя мир, поэт, как и жрец, расчленяет, разъединяет первоначальное единство вселенной, устанавливает природу разъятых частей через определение системы отождествлений и синтезирует новое единство, оба они борются с хаосом и укрепляют космическую организацию, её закон. И поэт, и жрец воспроизводят то, что некогда сделал демиург (культурный герой), с их помощью преодолеваются энтропические тенденции, элементы хаоса изгоняются и перерабатываются, мир космизируется вновь и вновь, обеспечивая процветание, богатство, продолжение в потомстве (при этом поэт выступает одновременно как субъект и объект текста, как жертвующий и жертва)» [3, с. 327].