Рота Шарпа
Шрифт:
Тереза поцеловала его:
– После войны, Ричард!
Ее рука легла на карман его мундира, она запустила пальцы внутрь и достала золотой медальон с портретом Джейн Гиббонс – Шарп украл этот медальон у ее брата, убитого им. Тереза щелкнула замком и издевательски усмехнулась:
– Ты с ней встречался там, в Англии?
– Да.
– Она красивая.
– Допустим, - он попытался забрать медальон, но она изо всех сил сжала пальцы.
– «Допустим»! Он допускает! Она красивая, так?
– Да, очень.
Она удовлетворенно кивнула:
– Так женись на ней!
Он расхохотался,
– Ты можешь, я точно говорю. Иначе зачем бы ты носил это с собой?
Он пожал плечами:
– Суеверие? Это мой талисман, он меня хранит.
Она нахмурилась и перекрестилась: лоб, живот, сосок, другой – нелепый крест, отгоняющий демонов. Шарп натянул на нее одеяло: ее единственное платье сохло сейчас у очага. Тереза спросила:
– Какая она?
– Стройная, улыбчивая. Очень богатая. И замуж выйдет за богача, - улыбнулся он. – Она ласковая, уютная.
Тереза отбросила сомнения: с ее точки зрения, глупо было отвергать ту, с кем можно жить в ласковом уюте:
– Как ты с ней познакомился?
– Шарпу было неприятно, он попытался сменить тему, но она настаивала: - Так как?
– Она захотела узнать, как погиб ее брат.
Тереза рассмеялась:
– И ты сказал ей?
– Правду – нет. Я сказал, что он был убит французом в отчаянной схватке.
Она снова рассмеялась, поскольку знала: лейтенант Гиббонс пытался убить Шарпа, а Патрик Харпер заколол лейтенанта байонетом. Шарп мысленно перенесся в маленькую темную церковь в Эссексе: светловолосая девушка слушает его выдуманную историю, а мраморная надгробная плита скрывает правду о ее распущенном, эгоистичном брате-садисте.
«В память о лейтенанте Кристиане Гиббонсе, родившемся в этом приходе, ушедшем добровольцем 4 февраля 1809 года из состава сил самообороны этого графства в полк Южного Эссекса, соединившийся с британской армией в войне против Тирании в Испании. Он показал Себя Выдающимся Героем на Талаверском поле, где Ночью и Днем отражал Атаки Врага. Такова была его Неустрашимость, что Вынужденный противостоять Натиску Превосходящего Врага, Он и Его Рота Атаковали и Захватили Французкий Штандарт и Добыли Славу, Впервые в истории наших Армий в Испании. Подтвердив свою Храбрость и стойкость Духа, он встретил Геройскую Кончину в июле, 8-го дня, 1809 года, на Двадцать Пятом Году Жизни. Этот Памятник воздвигнут в Честь его Героизма и Заслуг сэром Генри Симмерсоном, Командиром Победившего Подразделения, и Его Благодарными Друзьями-прихожанами. Лета господня 1810».
Шарп сам изрядно повеселился над этой надписью, не столько потому, что сэр Генри приписал себе и племяннику честь захвата «орла», что произошло уже после его отстранения от командования, сколько потому, что вся история, запечатленная в мраморе, была ложью. Гиббонса и близко не было, когда Шарп и Харпер проложили себе путь к «орлу» через вражеский батальон, но мраморная плита останется на своем месте, увенчанная резной грудой оружия, когда правда будет навсегда забыта.
Раздался стук в дверь.
– Кто там? – резко спросил Шарп, вынырнув из воспоминаний.
– Прайс, сэр.
– Что надо?
– Кое-кто хочет видеть вас, сэр. Внизу.
Шарп выругался:
– И кто же это?
– Майор Хоган, сэр? – Прайс придал этой фразе вопросительные интонации, как будто Шарп мог не узнать этого имени.
– Боже правый! Уже спускаюсь!
Тереза следила, как он натягивает сапоги и пристегивает к бедру палаш.
– Это Хогану мы посылаем донесения?
– Да. Он тебе понравится, - Шарп пощупал платье, оно было еще сырым. – Спустишься вниз?
Она кивнула:
– Да, скоро буду.
В главном зале гостиницы было шумно и весело. Шарп протолкался через скопление офицеров и увидел у стойки Хогана, с того лило. Майор-ирландец поднял руку в приветствии, но сперва махнул в сторону офицеров:
– Они в хорошем настроении.
– Считают, что Бадахос будет легкой прогулкой.
Хоган приподнял бровь, потом подвинулся, освободив Шарпу местечко на лавке:
– Я слышал, ты теперь папаша?
– Что, все уже знают?
– Здесь нечего стыдиться, это замечательно, честное слово. Вина?
Шарп кивнул:
– Как ты там?
– Холодно, мокро и хлопотно. А ты?
– А я сухой, теплый и ленивый. Какие новости?
Хоган пригубил вина и взял понюшку табаку:
– Французы дрожат как мокрые курицы. Они не пытаются отбить Сьюдад-Родриго и не отправляют войска на юг, только шлют друг другу письма с обвинениями. – Хоган поднял бокал. – За твое здоровье, Ричард, и здоровье твоей семьи.
Шарп покраснел, но поднял бокал. Хоган взял еще понюшку, побольше.
– Так что ты здесь делаешь?
Глаза майора увлажнились, рот открылся, и он чихнул так мощно, что мог бы погасить канделябр:
– Святые Мария, Моисей и Марта, вот ведь мощная дрянь! Бадахос, Ричард, вечно один Бадахос. Я должен бросить беглый взгляд и отчитаться Пэру [19] , - он вытер усы. – Не поверишь, я думаю, что положение там ничуть не изменилось за последний год.
– И? – Шарп знал, что Хоган присутствовал при обеих неудачных попытках взять Бадахос в 1811-м.
Хоган пожал плечами:
19
Имеется в виду Веллингтон: такое прозвище он получил, когда стал виконтом.
– Это дерьмо. Ричард, настоящее дерьмо. Стены – как в лондонском Тауэре, честно, и можешь еще добавить Виндзорский замок на холме за рекой. В их ров поместится вся наша армия, - ирландец покачал головой. – Положение не очень обнадеживает.
– Так плохо?
– Кто знает? – Хоган глотнул еще вина. – Места много, да, каждый дюйм стен защищать невозможно. Может, Пэр начнет несколько атак с разных сторон одновременно, не знаю.
Веллингтон, действительно, мог атаковать стену в нескольких местах, как недавно в Сьюдад-Родриго, где были предприняты три атаки за ночь, но даже несколько атак не гарантировали успеха. Ветераны, сражавшиеся под командой Веллингтона еще в Индии, знали, что он не любит осады. Пэр умел беречь людей в битвах, сражался за их здоровье между кампаниями, но мог швырять их на стены крепостей горстями, как картечь, чтобы сократить время осады.