Ротмистр Гордеев 3
Шрифт:
— Что — рикша?
— Найдите того рикшу, что подвёз меня до госпиталя.
— Николай Михайлович, вы хоть представляете, сколько в городе рикш?! К тому же это мог оказаться кто-то из деревенских, кто приехал в город на заработки… Боюсь, искать его всё равно, что иголку в стоге сена, — Сухоруков даёт понять, что не собирается ничего делать.
Для него вопрос моей вины уже решён.
Вид у Николова странный. Он задумчиво кусает губы.
— Господа!
— Да, Сергей Красенович, — откликается жандарм.
—
— Какую же? — недоверчиво говорит Сухоруков. — Вы знаете, как искать этого проклятого рикшу? Даже если мы его найдём, это не меняет слов других свидетелей, которые видели нашего подозреваемого в обществе журналиста, причём там, где его убили.
— При чём тут рикша! — отмахивается Николов. — Парафиновый тест!
— Господи, и вы туда же! — хмыкает жандарм. — Сами же несколько минут назад заявили, что нет никакого парафинового теста… Неужто, это заразно?
— Парафинового теста не существует, но! — поднимает указательный палец Николов. — Есть другой способ проверить следы пороха на руках ротмистра. В Ляояне есть один чудесный специалист, Вэй Чанг. Он не раз помогал нам в наших… операциях.
— Если этот тот человек, которого я знаю — то у него нюх как у собаки! Действительно, феномен!
— Именно! — улыбается Николов. — Пусть Вэй Чанг поможет нам определить, как давно стрелял ротмистр…
— Что ж… Попробуем… — решает Сухоруков. — Это ваш единственный шанс, Николай Михайлович.
— Спасибо! — благодарно отвечаю я.
Надеюсь, человек-собака не подведёт.
Штабс-ротмистр посылает своих людей за китайцем, проходит около часа, пока он ни показывается на пороге кабинета.
Вэй Чанг далеко не молод, у него длинные седые волосы, заплетённые в толстую косичку, такие же седые мохнатые брови и борода.
При этом выправка как у гвардейского офицера: идеально прямая спина и королевская осанка.
Крепкие морщинистые руки твёрдо держат массивный посох. Большой нос с огромными ноздрями действительно делает его похожим на собаку.
Есть в его облике что-то от немецкой овчарки.
По-русски он ни бельмеса, но это как раз не страшно: и Николов и Сухоруков переходят в общении с ним на китайский, переводя для меня главное.
Выслушав обоих, старик степенно кивает, что-то быстро тявкает в ответ.
— Он понял, что от него требуется и постарается помочь, — сообщает Николов.
Я вопросительно гляжу на контрразведчика.
— А он… действительно такой уникальный специалист?
— Можете мне поверить, Николай Михайлович. От Чанга ничего не утаишь. Пробовали не раз. Давали ему понюхать предмет, тщательно прятали… Бестолку!
— Что ж… Выбора у меня всё равно нет.
Вэй Чанг смотрит на меня, следует очередная порция тявканья.
— Он просит разрешения обнюхать вас… — поясняет жандарм.
— Конечно-конечно…
Процедура отнюдь не утомительная. Вэй Чанг тычется в меня носом, заходит то спереди, то сзади.
А я… Мне остаётся ждать его вердикта.
Амулет ведёт себя совершенно спокойно. Значит, это не какой-то там мифический персонаж, а просто человек с уникальными способностями.
Бывает и так.
Вэй Чанг возвращается, останавливается напротив Сухорукова и быстро говорит.
— Ну как? — волнуюсь я.
Жандарм отвечает не сразу. Сначала отпускает китайца и лишь потом обращается ко мне:
— Вэй Чанг сказал, что вы, конечно, офицер и должны часто стрелять, но ни ваша одежда, ни ваше тело — не пахнут порохом. Лекарством и больницей — да… В общем, Вэй Чанг считает, что вы давно не нажимали на спусковой крючок…
— Так значит я…
— Вы свободны, господин ротмистр! Приношу вам от своего лица и всего Отдельного корпуса жандармов мои глубочайшие извинения! — кивает и щёлкает каблуками Сухоруков.
Глава 13
— Господин штаб-ротмистр, мне надо переговорить с господином ротмистром… Наедине… — говорит Николов.
Жандарм понимающе кивает.
— Конечно-конечно… Не стану вам мешать.
Выходит из кабинета, оставляя нас с контрразведчиком тет-а-тет. Наступает неловкая пауза.
Искренне надеюсь, что жандарм не прильнул сейчас ухом к двери. Дворянская честь — штука, конечно, важная, но работа всё равно накладывает свой след.
— Сергей Красенович, вы что-то хотели мне сказать, — первым не выдерживаю я.
— Да-да, — спохватывается он и начинает как-то издалека:
— Николай Михалыч, мы уже принесли вам свои извинения…
— Считайте, что они приняты, — сухо отзываюсь я.
Он оглядывает меня критичным взглядом.
— Не похоже.
Я печально развожу руками. Николов продолжает:
— Вы пытаетесь замаскировать свои чувства, но я слышу в ваших словах обиду…
— Сергей Красенович…
— Не надо, Николай Михалыч! Прошу вас!
— Слово офицера: я ни капли не обижен на вас! Вы просто выполняете свою работу. Тем более, благодаря вам, я снова получил свободу! Так что — никаких обид! Скорее наоборот — я вам признателен!
— Слава богу! — улыбается он. — Признаюсь как на духу: у меня были все основания подозревать вас. У Соколово-Струнина, упокой господь его душу, была та ещё репутация! Вдобавок, промеж вас случился досадный инцидент с рукоприкладством…
— Меня он не красит!
— Тем не менее, симпатии офицерского корпуса целиком и полностью на вашей стороне. Должно быть именно поэтому господин Сухоруков так легко снял с вас обвинения, доверившись показаниям Вэй Чанга. Другой на его месте не стал бы так спешить…