Ротмистр Гордеев. Эскадрон особого назначения
Шрифт:
Судя по хищно раздувающимся ноздрям характерника, Лукашин тоже что-то почуял, да и наш тролль проявляет беспокойство.
На полянку выбегает мелкое мохнатое существо. Издали оно кажется мне крысой, но потом я начинаю различать детали и понимаю, что тварь больше напоминает чебурашку: такая же лупоглазая и ушастая. Только вместо умилительной улыбки – злобный оскал, а полной пасти зубов позавидует любая акула.
И на этого демона уже вовсю реагирует «будильник» моего амулета.
Характерник что-то шепчет вполголоса, я не могу разобрать слов:
Штабс-капитана это создание не атакует. Спокойно ковыляет поближе и садится в позу суслика. На шее у «чебурашки» кожаный ошейник с чехлом.
Вержбицкий засовывает в чехол записку, треплет тварь по холке.
Будет как-то не зашибись, если демон свинтит, унося с собой доказательства.
– Тимофей, справишься с ним? – спрашиваю у характерника.
– Справлюсь, вашбродь, – успокаивает казак. – Тварь, конечно, вредная, но не шибко опасная. Разве что кусается больно.
Он подается влево и уходит наперехват «чебурашке». Надо сказать, делает это весьма вовремя, Вержбицкий отпускает демона, тот немного чешется по-собачьи, потом становится на все четыре конечности и бежит, быстро скрываясь в траве.
Вержбицкий разворачивается, делает несколько шагов. Мы с троллем преграждаем ему путь.
– Господа? – удивленно поднимает правую бровь поляк. – Что вы здесь делаете?
– Сначала скажите, что здесь делаете вы! – наезжаю я.
Штабс-капитан хоть и растерян, но быстро берет себя в руки.
– Проверяю посты.
– Позвольте, а разве вас кто-то просил об этом? По-моему, это моя обязанность, как командира отряда…
– Мы на войне и обязаны помогать фронтовым товарищам, – складно лепит отмазку Вержбицкий. – Я уже устроил разнос на одном из постов, как раз собирался на следующий… Знаете, ротмистр, не все ревностно относятся к своим обязанностям.
Он ухмыляется.
– Составите компанию, господа?
– Мы видели, как вы общались с каким-то странным существом, – вставляет реплику тролль.
– Ах, это… Я очень люблю диких зверей, господа, а этот симпатичный лесной зверек сам вышел ко мне навстречу и позволил себя погладить. Видимо, сразу понял, что я не причиню ему вреда, – улыбка Вержбицкого стала шире автомобильного бампера. – И вообще, давайте не будем больше говорить о пустяках. Проверим посты и поспим перед вылазкой.
Метрах в ста от нас раздался противный писк, вспорхнули с насиженных мест птицы.
Мы насторожились, только на лице поляка осталась блуждать странная ухмылка.
– Что это было? – спросил тролль.
– Не знаю, – Вержбицкий был сама беспечность. – Это лес, господа. Тут всегда на кого-то нападают и кого-то едят. Пойдемте отсюда, право слово – не вижу ничего интересного.
Он очень убедителен, немудрено, что с такими талантами и умением ездить по ушам к его мнению в полку прислушиваются. Даже Маннергейм колеблется, хотя видел все собственными
Нет ли тут какого-то наведенного морока?
Правда, амулет молчит…
Появляется Лукашин-старший, лицо у него торжествующее. Он тащит мелкого демона, держа его за большие уши, как добытого зайца.
Вержбицкий мрачнеет, его брови сдвигаются.
Я предупреждающе кладу руку на кобуру.
– Вот, ваши благородия. Споймал, как и было сказано! – хвастается Тимофей.
– Что это? – губы штабс-капитана подрагивают, но он пытается изобразить хорошую мину при плохой игре.
– Это-то? Изводу… Демон такой. Шустрый, собака, но и я непрост, – поясняет казак.
– Он как – жив? – спрашиваю я, разглядывая мелкую бестию.
– Сдох, гаденыш. Я ить его только чутка придушить пытался, да видать, силу-то и не рассчитал… Хлипкий уж больно, – сокрушенно произносит Тимофей.
Я снимаю с «чебурашки» ошейник, демонстрирую Вержбицкому чехол.
– Ничего не хотите нам сказать, штабс-капитан?
– А что вы ожидаете от меня услышать?
– Дело ваше.
Вскрываю чехол, достаю скрученную папироской бумагу. Разворачиваю и вижу мелкий убористый текст на английском. Вчитываюсь и, дойдя по последней фразы, удовлетворенно киваю.
– А вы молодец, Вержбицкий. Грамотно все изложили вашим японским хозяевам. Все наши планы раскрыли… Скажите, вы стали предателем за деньги или что-то другое? Может, вас шантажировали?
На Вержбицкого страшно смотреть, его глаза наливаются кровью, лицо становится пунцовым от гнева.
– Как вы посмели! Что вы вообще себе позволяете! Я – не предатель!
– Да-а? – задумчиво тяну я. – А кто ж вы тогда после такого? Присягу-то небось государю императору давали… Или хотите сказать, что работаете на русскую разведку и все это часть большой игры?
Вержбицкий взрывается.
– Да, я давал присягу и обещал служить русскому императору! Но я – поляк, моя родина порабощена вами, русскими! Я сражаюсь за независимость моей Польши!
– Вот оно как… Значит, присяга и честь офицера для вас ничто… – мрачнеет тролль.
К счастью, за независимость Финляндии он точно не борется. Во всяком случае, до 1917 года, что я знаю из моей истории.
– По сравнению со свободной Польшей – ничто! – гордо вскидывает подбородок шляхтич.
Я киваю Лукашину. Тот мигом соображает, что от него нужно, и скручивает поляку руки, заодно избавляя от оружия и прочих вредных для жизни предметов.
Вержбицкий не сопротивляется.
– Готово! – докладывает Тимофей.
– Благодарю за службу! – хвалю я. – Если бы не твоя бдительность, кормить бы нам червей сегодня…
Казак довольно улыбается. Он заслужил не только доброе слово, но и что-то гораздо существенней. Вернемся к нашим, надо представить его к награде.
– Чего вы добиваетесь? – удивляется тролль. – Бог с ней, с моралью и честью, раз они для вас так мало значат… Давайте смотреть фактам в лицо. Японии никогда не победить Россию.