Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Навстречу то и дело попадаются прохожие: и русские, и корейцы, и китайцы… Многие недоумённо смотрят мне вслед. Хорошо, что знакомых нет.
После пары поворотов оказываемся у небольшого особнячка. А дом, видать, не из простых – у входа бдит часовой. Интересно, кто в теремке живёт?
Меня завели в тесную комнатушку, где за столом сидел ротмистр с выбритой налысо головой и орлиным носом.
– Доставили, вашскородь, - докладывает один из солдат.
– Свободны, - кивает тот.
Бойцы выходят.
–
Сесть мне пока не предлагают.
– Вы имеете честь общаться с контрразведкой. Ротмистр Дзатоев, - представляется лысый.
Невольно присвистываю, нечасто выпадает случай иметь дело с сотрудниками этого во всех смыслах богоугодного учреждения.
– Мне, я так понимаю, представляться нет нужды, - изрекаю я.
Дзатоев улыбается, но выглядит это как-то зловеще.
– Садитесь, - наконец, приглашает он.
Я опускаюсь на мощный табурет. Он даже не шелохнулся под моим весом – сдаётся, что его надёжно прикрутили к полу, – если возникнет желание дать табуретом по башке ротмистру, не получится.
– Догадываетесь, почему вы здесь? – наивно спрашивает Дзатоев.
Ну да, я щаз расплачусь и, размазывая сопли по щекам, начну колоться во всех грехах, включая мнимые.
– Никак нет. Думал, вы скажете.
Ротмистр смотрит на меня так, словно собрался препарировать и выбирает, с чего бы начать.
– Это ваше?
Он выкладывает на стол короткий меч без ножен. Я вижу на нём знакомые иероглифы. Вряд ли на свете существует второй такой клинок.
– Так точно, мой. Это трофейный меч-вакидзаси. Мне он достался от убитого демона-цитигумо.
Вроде не хотел хвастаться, но вышло так, словно бахвалюсь о своих подвигах.
Ротмистр мрачнеет. Видимо, у него нулевой счёт по уничтоженным японским демонам.
– Тогда потрудитесь объяснить, как так получилось, что этот меч попал в руки якобы взятого вами в плен японского офицера-тайи?
Проглатываю слово «якобы» и уточняю:
– Простите, что значит – попал в его руки?
– А то и значит, что этой ночью пленный сделал себе харакири при помощи вашего меча.
Сказать, что я ошарашен – значит, ничего не сказать!
– Вы на что-то намекаете?
– Не намекаю, а прямым текстом говорю, что убийство этого офицера лежит на ваших руках. И у нас есть все основания подозревать вас, Гордеев, в том, что вы завербованы вашим врагом!
– Что! – вскакиваю с табурета я.
– Сидеть! – кричит ротмистр.
В его руках появляется револьвер.
– Садитесь, штабс-ротмистр, пока я не прострелил вам колено.
– Как вы смеете разговаривать так со мной – боевым офицером? – уже спокойнее отвечаю я, хотя внутри всё клокочет от злости.
– Садитесь! – снова приказывает ротмистр и не убирает оружие, пока я не опускаюсь на табурет.
Удовлетворительно кивнув, он продолжает:
– Не будьте глупцом, Гордеев. Ваша судьба – в ваших руках. Каждый мог оступиться. Но у вас ещё есть возможность всё исправить, пока не поздно.
– Глупости, господин ротмистр, - замечаю я. – Ну какой мне резон убивать этого самого капитана? Я же сам взял его в плен…
– Вы пытались втереться в доверие, а потом, при удобном случае, ликвидировали пленного, пока он не успел нам сообщить полезные сведения, - складно излагает свою версию Дзатоев.
– Да, но этой ночью я находился на гауптвахте!
– Это не аргумент. У вас может иметься сообщник, - ротмистр просто непрошибаем.
Предполагаю, что он играет в плохого полицейского, вот только где хороший?
– А как же рейд по японским тылам? Взрыв склада боеприпасов? – резонно спрашиваю я.
Он фыркает.
– Нет прямых подтверждений этому факту.
Начинаю догадываться, с чьего голоса он поёт. Тут даже не торчат уши Вержбицкого, тут мой недоброжелатель предстаёт во весь рост.
– Вдобавок, вы провели за линию фронта китайских торговцев. Неужели вам неизвестно, что под них часто маскируются шпионы врага? – продолжает допытываться ротмистр.
– Я положился на слова китайского союзника.
– На командира этого… как его, - офицер зачитывает:
– отряда «Небесной справедливости»?
– Да, на Ли Цао. Его люди спасли нас.
Контрразведчик фыркает:
– Большего бреда я до сих пор не слышал! Вы посчитали союзниками банальных хунхузов?! Я всё больше убеждаюсь в том, что вы работаете на японскую разведку. Признайтесь, Гордеев, когда вас завербовали? Самому легче станет!
– Я – русский офицер! Я никогда не пойду на предательство моей родины! – говорю я и чувствую, как желваки перекатываются по щеке.
– Посмотрим, какой вы русский офицер, - разочарованно тянет контрразведчик. – У меня и не такие раскалывались.
Внезапно он мрачнеет.
– Будете говорить по-хорошему, Гордеев?
– А как я по-вашему говорю, ротмистр?
– Мне кажется – вы лжёте!
– При других обстоятельствах, в мирное время, я бы с удовольствием вызвал вас на дуэль!
– Вы дурак, Гордеев. Я бы вас пристрелил, как куропатку, и мне это бы сошло с рук.
– Желаете проверить? Готов хоть сейчас! Я к вашим услугам.
– Много чести для предателя! – заявляет он, но чувствуется, что его чуточку проняло.
Контрразведчик протягивает несколько листков бумаги и письменные приборы.
– Пишите, штабс-ротмистр.
– Что именно?
– Мне нужен почасовой расклад вашей последней вылазки в тыл врага: кто, когда и чем занимался. И да, я лично расспрошу каждого из ваших подчинённых. Любое противоречие в показаниях, будет истолковываться не в вашу пользу.