Ровена
Шрифт:
С его корпуса и трещин потоками стекала грязь. Команда озабоченно переглядывалась. Сколько этой жижи просочилось внутрь? Все перевели дух, лишь услышав тоненький, прерывающийся крик, телепатический и физический. И все, как один, атаковали заклинившую дверь, пытаясь её открыть.
– Мама? – Поцарапанный, в лохмотьях, грязный ребёнок подполз к люку, облегченно всхлипывая, щурясь от внезапно показавшегося дневного света. – Мама?
Врач спасателей выступила вперед, излучая покой и любовь.
– Все кончилось, дорогая. Мы спасли тебя. – И она
– Мы сделали все, что могли, – заявил главный медик, как бы оправдываясь.
– Мы знаем. – Координатор вложила в эти слова столько одобрения, сколько было возможно.
– Но Рябиновое дитя ни с кем не разговаривает, – отметил губернатор расстроенно.
– Со дня трагедии прошло только десять дней, – успокоила его Камилла.
– И что, действительно не осталось никого из родных, кто мог бы утешить её? – спросил губернатор.
Координатор сверилась с докладами.
– У нас есть выбор – одиннадцать пар родителей со сходным генотипом, так как многие шахтеры происходили из одной этнической группы.
Штаб-квартира компании не хранит резервные файлы с информацией из их лазарета, поэтому мы даже не знаем, сколько детей родилось там за десять лет со времени основания лагеря. Так что ближайших родственников у неё нет. Сомнительно, что кто-то есть у неё и на Земле.
Губернатор прокашлялся.
– На Земле больше Талантов высших рангов, чем на любой другой планете.
– Давайте особо отметим в отчетах о сегодняшнем собрании, что…
Рябиновое дитя… – губернатор остановился, придумывая ей имя, – с этого времени является подопечной планеты Альтаир. Что ещё? – Он повернулся к Камилле.
– Она не может постоянно находиться в руках педиатров. – Камилла обратилась к главному медику.
– Мой старший терапевт сообщил, что девочка в основном оправилась от шока, – поспешил доложить медик. – Царапины и гематома, полученные в вертолёте, залечены. Удалось блокировать воспоминания о катастрофе, но до конца стереть информацию о том, что у неё были родители, а возможно, братья и сестры, мы не смогли. – Он развел руками.
Кто-то предложил применить более действенные меры.
– Нет… – не согласился главный медик. – Она же сирота, и хотя младший терапевт степени Т-8 справился с… общим телепатическим «шумом», контроль за ребёнком ограничен, а интервалы её сосредоточенности удручающе малы.
Все поморщились – планета до сих пор продолжала вздрагивать от вспышек плохого настроения Рябинового дитя.
Наконец губернатор поинтересовался:
– Она так же хорошо принимает информацию, как и передает?
Медик пожал плечами.
– Должна, иначе она не услышала бы Сиглен.
– А теперь о том, что действительно пора прекратить… – Губы Камиллы сжались в тонкую линию. –
– Но очень громкий, – вставил губернатор.
– …избыток чувств, что может только приветствоваться после такого дикого плача, – все равно что собственноручно загубить Талант девочки.
Сиглен может быть Прайм ранга Т в степени Т, но в ней нет ни капли сострадания, и её равнодушие к ребёнку граничит с бессердечием.
– Возможно, Сиглен и не способна сострадать, – сказал губернатор, пряча глаза, – но она гордится своей профессией и уже подготовила двух Праймов для работы на Бетельгейзе и Капелле.
Кто-то цинично промычал:
– Более подходящей учительницы для Рябинового дитя в этой звездной системе не найти.
– Она стала подопечной Альтаира, – заявила координатор, оставаясь при своем мнении, – и никто не сможет оспорить это. Однако на Земле, в Центре, она найдет более доброжелательное отношение. О ней там позаботятся. Я настаиваю на том, чтобы послать её туда. И как можно скорее.
Подготовить девочку к путешествию поручили Лузене – экстрасенсу ранга Т-8. Лузена заботилась о малышке, играла с ней, учила её говорить, а не посылать телескопические сигналы. Когда ребёнок достаточно окреп и дозы успокаивающих лекарств были снижены, Лузена повела девочку на склад больницы, чтобы выбрать ей пуху.
Пухи, получившие своё название от воображаемого друга оставшихся без внимания детей, широко использовались в педиатрии, чаще всего в послеоперационный период и во время долгосрочного лечения детей, а также в запущенных случаях психологической зависимости.
Девочке была нужна своя собственная пуха. Программа игрушки разрабатывалась очень тщательно. Длинная, мягкая шерсть пухи скрывала рецепторы, следившие за физическим и психическим здоровьем девочки. Она могла, получив тревожные сигналы от хозяйки, успокаивающе заурчать, заставить ребёнка выговориться и, самое важное, усмирить внутренний «голос» девочки. Пуха всегда отвечала ласковым, урчащим мурлыканьем на тревогу и беспокойство малютки. Но хотя Лузена и педиатры и настроили программу пухи на пределе её возможностей, каждый экстрасенс на Альтаире услышал, как девочка назвала её Пурзой. Вместо надоевшего всем плача по планете разнесся серебряный смех ребёнка, и все облегченно вздохнули, радуясь за маленькую сироту.
Личный ассистент Сиглен, Бралла, экстрасенс, Т-4, делала все, что могла, чтобы сгладить дурной нрав своей начальницы, которая, по признанию Браллы управляющему станцией Альтаира Джероламану, могла вести себя ещё капризнее Ровены.
– Сиглен пошло бы на пользу самой обзавестись пухой, – шепнула как-то раз Бралла управляющему станцией, пока Сиглен раздраженно шипела, что этот детский лепет никак не даёт ей сосредоточиться.
Джероламан вздохнул:
– Девочка никогда не получит того сердечного тепла, о котором тоскует, – и снова вздохнул. – Несмотря ни на что.