Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Послушай, откуда ты так хорошо всё знаешь? Мне кажется, что ты ещё много интересного можешь рассказать обо мне, чего я сама о себе не знаю. Но почему-то не хочешь…Или ждёшь подходящего случая.
Откровение за откровение – Вадиму польстило то, что я ему сказала.
– И чего же ты хочешь от меня услышать?
– Правду.
– Ту, которую ты сама о себе не знаешь?
– Да. Которую ты со стороны видишь лучше, чем я.
Наш диалог выглядел абсурдно. И, тем не менее, я никогда ещё не была такой серьёзной. Что-то подсказывало мне – именно сегодня и сейчас мы с Вадимом можем быть предельно откровенными. И только в этот поздний
– Ты знаешь, что я тебе скажу, Ксюш. – Голос Вадима, прозвучавший во тьме, показался мне непривычно грустным. – Вы с Виталькой разные люди, это невооружённым глазом видно. Поэтому я тебя и проверял. Не верил, что ты с ним серьёзно.
– Я не давала тебе повода так думать. – Обиженно заметила я. – Виталик самый лучший парень на свете. Он даже лучше тебя. Не обижайся.
– Я знаю. Иначе я бы с ним не дружил.
– Я ему рассказала, как ты переживаешь.
– А он что? – Вадим старался не выдать свою заинтересованность, однако я и без того понимала, что для него значит дружба с Виталиком.
– Он тоже очень переживает, Вадь. И зря ребята его в предательстве обвиняют. Душой он всегда с вами. Просто…
– Просто – что? – Теперь Канарейка уже не смог скрыть жгучего любопытства.
– Шумляев хотел с его помощью тебе отомстить. Предлагал ему вызвать тебя вечером к забору…
Дальше можно было не объяснять, Вадим всё понял, мрачно меня прервал:
– Дурак Шумляев… Виталька никогда на такое не пойдёт, что бы между нами не произошло. Я его знаю. И верю ему больше, чем себе самому.
– Он и не пошёл. – Подтвердила я воодушевлённо. – И остался он с Шумляевым только для того, чтобы помешать ему с тобой расправиться. Для страховки.
– Это значит, вроде шпиона что ли во вражеском тылу? – Вадим усмехнулся. – Мог бы, по крайней мере, нас в известность поставить.
– Вадь, неужели ты не понимаешь, что он обижен? Или ты думаешь, что гордость есть только у тебя одного? Если бы ты хоть раз пересилил себя, вы бы сразу же помирились. Достаточно одного твоего жеста навстречу, чтобы он тебя простил.
– Я не нуждаюсь ни в чьём прощении. – Отрезал Канарейка жёстко и с привычным уже вызовом. Конечно, чего же я ещё от него ожидала? Вызволяя Виталика из вражеского притона, Вадим и так проявил небывалое великодушие. Глупо было бы рассчитывать на большее. И, тем не менее, очень хотелось
– Так не может всю жизнь продолжаться. – Сказала я, сама не понимая зачем. – Вы нужны друг другу. Разве можно одним махом зачеркнуть восемь лет вашей дружбы?
– Мы её и не зачеркивали, Ксюшка. – Почти ласково возразил мне Канарейка. Как старый дедушка – маленькой, наивной внучке, не понимающей самых простых жизненных истин. – И никто, даже ты, нашу дружбу разбить не в состоянии. Слишком долго она длится. И слишком много мы вместе пережили. Нет такой тайны, которую Виталька обо мне бы не знал. Так же, как и я практически всё о нем знаю. Даже то, о чём никому больше не известно.
Последние слова Вадима заставили меня инстинктивно напрячься – слишком очевидно было, что произнёс он их неспроста, имея в виду что-то конкретное, о чём я подспудно уже догадывалась, хотя и сомневалась. А Вадим продолжал, будто мысли мои читая:
– Вот ты, наверное, удивляешься, почему отец Витальку ненавидит? Конечно, со стороны довольно дико это выглядит. А тебе никогда не приходило в голову, что уважаемый Пал Андреевич никакого отношения к Витальке не имеет?
Несмотря на то, что подобная мысль в голову мне приходила не однажды, услышав это от Канарейки, я испытала легкий шок.
– Как… Как – не имеет? Ты хочешь сказать, что Галина Петровна своему мужу…изменила с кем-то?.. А мне показалось, что Виталик на отца похож…
– Правильно тебе показалось. – Уныло подтвердил Вадим, глядя куда-то в даль и, видимо, испытывая душевную муку от этого признания. – Тётя Галя в молодости в младшего брата Павла Андреевича была влюблена. От него и залетела. Жениться он на ней не захотел – видать, планы на будущее другие были…А Павел Андреевич к ней давно чувства питал. Вот и предложил ей руку и сердце, племянника пообещал своим сыном признать… Тогда, говорят, тётя Галя хорошенькой была, худенькой и стройной. После родов чем-то заболела и разнеслась до необъятных размеров. Пал Андреевич теперь, небось, тысячу раз пожалел о своем благородстве. Вот и отыгрывается теперь на них обоих. На жене и на Витальке ни в чём не повинном.
После рассказа Вадима меня начало знобить.
– Откуда ты всё это знаешь?
– От верблюда. От Витальки, от кого же ещё? Сколько раз за эти годы он мне в жилетку плакался, уж и не сосчитаю теперь.
– А он? Сам он как узнал?
– Ему мать рассказала. Года три назад…
– Зачем?! По-моему, лучше не знать, что ты не родной!
– Да что ты говоришь! – Оборвал меня Вадим язвительно. – По-твоему, лучше всю жизнь объяснять своему сыну, за что родной отец так к нему относится? По крайней мере, зная правду, Витальке гораздо проще понять. И куда обиднее, когда тебя бьёт отец. Настоящий отец, а не чужой дядя, который, по сути, любить тебя вовсе не обязан.
– Почему чужой? Родной дядя! Он же его племянник. – Хриплым шёпотом пробормотала я. – И потом…Кто его просил жениться на…на тёте Гале?
Виталик же как раз сегодня в пьяном бреду пытался излить мне душу, а я не поняла смысла его слов, не приняла всерьёз его жалобы. Он ведь что-то говорил о том, что им нельзя было жениться. «Лучше бы аборт сделала…Пятнадцать лет вранья… В чём я виноват? Что я делаю не так?»… Если бы я с самого начала всё знала…Бедный Виталик, как же тяжело ему, наверное, чувствовать себя нежеланным ребёнком, обузой в семье и вечным напоминанием о грехе…