Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Это из-за меня…Я виновата.
– При чём тут ты? Ему бы только повод найти подходящий…
ЕМУ…Виталик даже не хотел произносить слово «отец» … Это было просто ужасно, такое в голове не укладывалось!
– Мне бы, между прочим, тоже ничего бы дома не было. – Тихо заметила я, тщетно пытаясь поймать взгляд Виталика. – Меня бы так же посадили под домашний арест – и всё. Не надо было меня выгораживать.
– Всё. – Неожиданно громко сказал Виталик и сам вдруг прямо и решительно посмотрел мне в глаза. – Давай
Он не спрашивал, а скорее требовал моего согласия. И я смирилась. Только осадок в душе нехороший остался надолго. Потом мы с Виталиком сидели за письменным столом в комнате Вадима и не спеша пили чай с батончиками и печеньем, изо всех сил стараясь забыть про всё неприятное и разговаривая о всякой всячине.
– У тебя батончики когда-нибудь переводятся дома? – Спросила я у Вадима. Он качнул головой:
– Не-а. Это мой наркотик, я без него не могу.
– Во-во. – Усмехнулся Виталик. – А говорил, что наркозависимость, тебе не грозит. Смотри, переешь когда-нибудь.
– Ерунда. Здоровье у меня отменное.
– Уж кто бы говорил! А гланды?
– Какая связь между гландами и батончиками?
– А что с гландами? – Живо поинтересовалась я, запивая печенье чаем. Вадим вздохнул с унынием:
– Да ну. Я же тебе уже говорил, у меня ангина хроническая с детства. Каждый год, стоит только чуть-чуть горло застудить – и всё, начинается райская жизнь…Вырезать бы на хрен эти гланды!
– А ты ещё без шапки в такой холод ходишь. – Укоризненно заметил Виталик.
– При чём тут шапка? Это же голова. Горло-то я по возможности стараюсь от холода беречь. Да и голосовые связки мне могут в будущем пригодиться.
Это было уже любопытно, я даже жевать перестала, глядя на Канарейку, который всё так же лежал на животе.
– Зачем они тебе могут пригодиться?
Он скромно потупил свои детские, трогательные глаза, будто и в самом деле очень смущался отвечать.
– Ну…Вдруг правда захочу в артисты податься?
– А может и запоёшь как Харатьян. – Подхватил Виталик, словно дразня своего друга. – Да и вообще, Вадь, если уж становиться звездой, то лучше в шоу-бизнесе. Актёры столько не получают, сколько любой посредственный певец гребёт.
– А я не хочу быть посредственным. Хочу быть лучшим. Да и вообще, ерунда всё это. Лучше на юрфак попробую поступить, как мама мечтает.
– Попробуй. Только Татьяне Евгеньевне потом на глаза никогда не показывайся. Она тебе такого предательства не простит. Её твоё курение – и то до паники доводит. Ты бы бросил, правда, это дело. Раз так о гландах своих беспокоишься.
– О боже…- Вадим обречённо уронил голову на подушку. Похоже, всё было и правда серьёзно. Виталик будто мысли мои в этот момент прочитал.
– Хочешь одну вещь послушать? – Спросил он у меня и, не дожидаясь ответа, метнулся к музыкальному центру. Быстро
– Ну на фига, Виталь? Не надо…
– Да подожди ты. – Огрызнулся тот, воодушевлённо мотая кассету на нужное место. Я с любопытством ждала, чего же сейчас услышу.
Музыка, зазвучавшая из колонок, была мне хорошо знакома. Песню я тоже узнала сразу и потому не замедлила проявить свою эрудицию перед ребятами.
– Это Джордж Майкл. «Беззаботный шёпот».
– Почти угадала. – Улыбнулся Виталик. Вадим, как ни странно, был нем словно рыба и только косился неодобрительно, исподлобья на своего друга и на меня.
Эта песня всегда мне нравилась, её запись у меня даже была где-то дома на какой-то кассете. И пусть я слушала её не настолько уж и часто, разницу в звучании всё-таки уловила. Это был вроде бы как ремикс с оригинала, другая обработка и голос… Сперва мне показалось, что поёт Джордж Майкл, как и положено, однако потом, стоило только прислушаться как следует…
– Что это такое? – Я растерянно уставилась на Виталика. Он, хитро улыбаясь, смотрел мне в глаза:
– А ты как думаешь?
– Это же Джорджа Майкла песня?
– Да.
– Но что-то в этой версии по-другому…
– И что, по-твоему?
Я, честно говоря, уже начала догадываться в чём дело, просто поверить до конца не могла в то, что это правда. Слишком невероятно… Впрочем, во всём, что касается Вадима Канаренко, невероятность чаще всего становится закономерностью. Мне только привыкнуть никак не удаётся к его фантастической незаурядности.
– Не можешь быть. – Я обернулась к Канарейке. – Это ты поёшь?!
– Я…А что, не похоже? – Он заметно нервничал и на меня не смотрел. Батюшки, неужели наш герой асфальта всё-таки умеет скромничать и смущаться?! И почему-то именно в этой ситуации, когда робость совершенно неуместна и нелепа.
– Нет…То есть…Похоже, просто я поражаюсь…Ты так хорошо знаешь английский?
– Я тебе, кажется, говорил, кем моя мама работает.
– Нет, ну всё равно…Такое чистое произношение….Просто удивительно…Виталик, по-моему, прав – по тебе шоу-бизнес плачет.
– Да пусть он хоть обрыдается, этот ваш шоу-бизнес. Туда без хорошего продюсера не влезешь.
– Ты-то не влезешь? – Недоверчиво хмыкнул Виталик. – Да ты без мыла куда угодно влезешь, если захочешь!
– Если захочу.
– А ты просто не хочешь?
– Не хочу.
– А почему?
– А потому что противно свои душевные порывы выставлять на всеобщее обозрение и превращать их в инструмент для зарабатывания денег.
– Да ты у нас просто романтик оказывается, Вадик.
– Это ты романтик. Я трезво смотрю на вещи.