Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Ну и на хрена ты это сделал? – Возмущался Канарейка. – Больше всех надо было что ли?
– Не знаю, Вадь, я тогда ни о чём не думал. – Оправдывался Виталик. – Всё спонтанно как-то получилось, само собой.
– Само собой? Ничего себе! Взял чужую вину на себя – и глазом не моргнул!
Я так и застыла на пороге с чашками в руках – речь, как видно, шла о моей скромной персоне.
– Вадь, поверь, так было надо.
– Кому?
– Мне. Мне лично. Ты просто понять не можешь.
– Могу я понять. И она, значит, промолчала?
Возникла короткая пауза – я сообразила, что Виталик медлит с ответом, подбирая слова.
– Н-нет…- Голос его прозвучал неуверенно. – Она пыталась мне помешать, но я запретил ей вмешиваться.
– Ну и дурак. – Вадим объявил это как приговор – твёрдо и безапелляционно, на что Виталик тихо, но так же упорно откликнулся:
– Ну и пусть. Мне так захотелось.
– Знаю-знаю. Понравиться ей хотел, вот и выделывался. А как отец на твои художества посмотрел?
– Лучше не спрашивай.
– Нет, ну серьёзно, меня-то ты что стесняешься? Я, по-моему, всегда в курсе твоих семейных разборок.
– Я знаю, Вадь…Только не дай бог она услышит, я не хочу, чтобы она…
– Что, так серьёзно что ли на этот раз? – Канарейка встревожился не на шутку, и чашки в моих руках так же предательски задрожали от внутреннего волнения. Понимая сердцем, что подслушивать плохо, я, тем не менее, инстинктивно попятилась дальше от порога. Меня тут нет…Я всё ещё на кухне, готовлю чай себе и Виталику…Говорите сколько душе угодно, я вам не мешаю…
– Ой…- Виталик вздохнул. – Даже вспомнить жутко…Мы как домой пришли, он прямо с ходу, не раздеваясь, меня за шиворот – и в комнату. Но пол швырнул – и давай ботинками фигарить…Я уж руками голову как могу закрываю…Мамка рядом кричит, сердце кровью обливается. Мне даже не больно было, я больше за неё беспокоился. Она же лезет заступаться, а он её за это тоже кулаками по лицу… Тварь…Я его убью когда-нибудь, гадину… Ненавижу…
Короткий миг – и под моими ногами уже лежали две разбитые чашки, а горячая жидкость растекалась по паласу, образовывая большое пятно…Дослушалась, разведчица? Молодец…Так тебе и надо за всё…За Виталика и за его несчастную больную маму это слишком мягкое для тебя наказание, подлая стерва… Тебя убить мало, так же как и главу семьи Павлецких. Испугалась последствий своего хулиганства? Накуролесила – и в кусты? Сидела бы ты лучше дома вчера вечером. Дура…Ничтожество…
Звон разбитой посуды не остался незамеченным – из комнаты сразу же высунулся Виталик.
– Ого… - Выдохнул он удивлённо, увидев, во что превратились две чашки с чаем. Я стояла, прислонившись к стене спиной, и потерянно смотрела себе под ноги. То, что я разбила чужую посуду, для меня, если честно, не доходило. Мысли текли в другом направлении – вернее, их не было совсем. Просто нашло какое-то оцепенение, похожее на шок.
– Ксюш…Ты что? – Виталик осторожно переступил через осколки и, взяв меня за плечи, попытался заглянуть
Я не могла говорить. Хотела – и не могла. В горле стоял ком, он душил меня, и я отчаянно с ним боролась…Ненавижу…Так сказал Виталик о своём отце, и в голосе его действительно прозвучала дикая, животная ненависть. Ненависть собаки, привязанной цепью к конуре, имеющей несчастье стать собственностью хозяина-садиста… Я не думала, что Виталик способен на такую ненависть. Он даже к ребятам из Звёздного Городка относился без особой злости. А тут – родной отец. Я же сейчас больше всего на свете ненавидела самоё себя и скрывать этого не собиралась.
– Ты что? – Опять повторил Виталик. Я подняла глаза, с трудом заставляя себя говорить – комок всё ещё торчал в горле.
– Ничего…Я всё слышала…Извини…
Он смутился, но попытался мне этого не показать.
– Ничего страшного. – Присев возле моих ног, Виталик принялся собирать с паласа осколки.
– Чего там случилось у вас? – Раздался из комнаты нетерпеливый голос Вадима. – Разбилось что-то?
– Да. – Я нашла в себе силы ответить как можно громче. – Извини, Вадим. Я нечаянно чашки с чаем уронила…Я обязательно куплю взамен.
– Успокойся ты, господи! Посуда бьётся к счастью – так же, как и окна! Вы только не обижайтесь на то, что я вам не помогаю убирать, ага?
– Кто бы на тебя обижался… – Усмехнулся Виталик, ползая по полу. – Лежи, не двигайся, герой Полтавы! Мы уж как-нибудь сами справимся!
Справились мы действительно быстро – крупные осколки Виталик собрал руками, мелкие я после этого сгребла в совок веником. Работали мы не переговариваясь, оба почему-то стеснялись друг друга, один Вадим болтал без умолку. Он уже давно понял, из-за чего я разбила чашки, однако его, в отличие от нас, это ничуть не смущало.
– Вообще, Виталь, ты, конечно, здорово сглупил. Надо тебе было на меня всё валить. Всё равно мне досталось. Семь бед – один ответ!
– Зачем? – Хмуро поинтересовался Виталик с кухни. Он наливал чай в другие чашки, а я стояла рядом и держала конфетницу, полную батончиков и «Юбилейного» печенья.
– Мне, по-крайней мере, от родителей бы ничего не было.
– Ну естественно. Ты этим всю жизнь и пользуешься. А о том, что штраф им пришлось бы платить не подумал?
– А что, большой штраф?
– Стоимость разбитого стекла.
– Как будто я знаю, сколько стоит стекло.
– Не важно, Вадь. С тобой посоветоваться вчера у нас как-то не получилось. А сейчас уже поздно это обсуждать.
Говорил Виталик как-то очень грустно и почему-то избегал смотреть мне в глаза, словно это он был виноват передо мной за то, что взял мою вину на себя. А я опять мучилась угрызениями совести.
– Виталь…Я достану деньги и верну твоим родителям…
Виталик досадливо поморщился:
– Перестань, Ксюш. Это ничего не изменит. Ты же слышала, что я Вадьке рассказывал.