Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Всё это, конечно, были пустые слова. Никто им особенно не верил. Не верилось и в профессионализм местной милиции, на учёте которой пропавший Канарейка как злостный хулиган стоял вот уже больше года. Чего стоило Николаю Васильевичу доказать доблестным стражам порядка, что сын его действительно попал в беду, что исчезновение Вадима – не очередная его сумасбродная выходка, а настоящее происшествие, нуждающееся в срочном расследовании. Растормошить милицию с трудом, но удалось, и то – в розыск Вадима объявили только через положенных по правилам трое
Чудо свершилось, когда никто уже его не ждал. Третьего сентября мы узнали о звонке из милиции. Канарейка нашёлся! Какой-то неизвестный парень с утра привёз его в щёлковскую больницу и тотчас же уехал, не оставив о себе никакой информации. Не выясняя никаких подробностей, не вникая в детали случившегося, мы рванули туда сразу же, в тот же день, горя желанием скорее, своими глазами убедиться в этой счастливой, долгожданной новости, но… Дальше приёмной нас не впустили. Встретившая нас на крыльце, опухшая от слёз Варвара, сообщила, что к Вадиму сейчас нельзя даже ей и Никите.
– Он в реанимации… Без сознания… Сказали, только родителям можно…
Так мы и уехали оттуда, несолоно хлебавши. Ещё, наверное, дней пять после этого Канарейка находился между жизнью и смертью. Ни Светланы Сергеевны, ни Николая Васильевича застать в ту пору дома не было никакой возможности – они буквально дневали и ночевали возле сына, по очереди работая при нём сиделками, и все последние новости о самочувствии Вадима мы могли узнавать только через Варвару, периодически появляющуюся дома. Именно она первая сообщила нам о том, что Вадим пришёл в себя, и снова мы бросились было туда, окрылённые радостными известием. И опять нас не впустили… Сказали – рано…
А ещё две недели спустя нам наконец-то разрешили его навестить. И даже уже не просто разрешили, а настоятельно попросили собраться всей компанией и прийти к нему… Это было всего три дня назад… ТРИ. ДНЯ. НАЗАД.
Так же, как и сегодня, лёгкий ветерок гнал по асфальту сухие, опавшие листья, спокойное солнце окрашивало жёлто-багряные кроны деревьев… А мы торопливо шагали по оживлённым будничным улицам города Щёлково, не обращая внимания на всю эту красоту бабьего лета.
– Зря мы, наверное, собирались.
– Первой выразила свои опасения Маринка Фадеева.
– Все равно всех сразу нас туда не впустят.
– Ничего подобного.
– Уверенно возразил ей на это Кирилл.
– Теперь уже должны впустить. Вы же помните, о чем нас Николай Васильевич просил? Соберитесь все вместе и навестите его. Вдруг ему это на пользу пойдет?
– Но в палату-то все равно всем вместе войти не разрешат.
– Подтвердил слова Марины тихоня Шурик Чернов, и снова Кирилл отрезал категорично:
– Не важно. Прийти мы по-любому должны все. А там уж, если что, в окно ему покричим.
– А он разве встает уже?
– Вырвался у меня невольный вопрос. Кирилл неопределенно повел плечами:
– Не знаю. Неловко было спрашивать. Они там все ошалевшие ходят. Особенно Светлана Сергеевна. Видели бы вы ее лицо - в гроб, наверное, и то краше кладут.
– Еще бы...
– Тихо заметил Сева Пономарев. - Больше недели никаких известий от сына, а потом звонок из милиции: приезжайте опознавать…
– Ужас!
– Соглашаясь, подхватила Анжела.
– Я лично чуть с ума не сошла, а каково родителям - представляю! Но мне так толком никто и не объяснил, что случилось?
Все, как один, вопросительно уставились на всезнающего Кирилла, и тот после короткой паузы признался неохотно:
– Ну...Спрашивал я у Варьки… Она слышала, вроде, что всё из-за какой-то девчонки…
– Из-за девчонки?!
– Дуэтом выдохнули уязвленные до глубины души Маринка и Анжелка.
– Из-за девчонки?
– Более сдержанно усомнился Костик Сергиенко.
– Да ну, брось ты, Кирь. Ерунда все это. Это вон Севка наш способен из-за любви геройствовать. А для Канарейки девчонки как спортивные тренажеры, будто ты сам не знаешь.
– Много ТЫ знаешь.
– Обиделась Фадеева.
– Тебе завидно просто, что все девчонки Канарейку любят, а не тебя.
Сергиенко презрительно фыркнул:
– Да больно надо, господи. Сокровища какие нашлись! По мне так век бы вас всех не видеть!
Анжела смерила Костика уничтожающим взглядом жгучих угольных глаз:
– Я всегда подозревала, что ты гомик, Сергиенко.
Дружный взрыв хохота, прогремевший на всю улицу, спугнул с обочины маленькую стайку воробьев. Подобно пернатым от нас в разны стороны шарахнулись и оказавшиеся поблизости прохожие. Интересно было бы узнать, что они о нас в эту минуту подумали...
– Очень смешно!
– Оскорбленный Костя попытался дотянуться до Анжелы, чтобы дернуть ее за пышные каштановые локоны, однако Кирилл вовремя остановил его, схватив за руку.
– Хватит!!!
– Властный голос Дубровина моментально заставил всех успокоиться.
– Только ссор нам сейчас не хватало! И перестаньте ржать как кони, имейте совесть! Вы что, забыли, куда мы идем?!
Никто не забыл – молчание, полное стыда, было тому самым лучшим подтверждением. Низко опустила пышноволосую голову Анжела, угрюмо нахмурился курчавый Костик…Время для того, чтобы дурачиться и выяснять отношения действительно было не самое подходящее.
Впереди показалось здание городской больницы. Все мы как-то неуловимо занервничали, начали переглядываться, сбавлять шаг – ну чисто школьники, впервые попавшие в мавзолей Ленина! Да и было от чего волноваться – миссия, возложенная на нас сейчас, вовсе не являлась лёгкой.
– Кто первым пойдёт? – Тихо осведомилась Марина, поглядывая на нас в замешательстве.
– Там посмотрим. – Коротко ответил Кирилл, с тревогой изучая окна больничных палат. – Только без суеты, ладно? Идем спокойно, не галдим. И в палате чтоб все себя вели цивилизованно – ему волноваться нельзя.