Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Ну и что? – Опять с тем же вызовом повторил Виталик. Определённо, что-то произошло с ним после того, как появилась я. Стыдно как будто стало отца бояться и протестовать захотелось. С одной стороны, это хорошо, смело, ну а с другой…
– Зачем тебе это надо, Виталь? Лишние неприятности на свою голову. О маме подумай. Она же тебя любит. Не надо ей нервы мотать.
– Да я о ней только и думаю! – Неожиданно вскинулся Виталик. – О себе мне что ли думать? Мне бы только школу закончить! Ни дня тут не останусь! Работать пойду…Денег накоплю на однокомнатную квартиру и мать к себе тогда заберу…Если этот подонок её раньше
Я смотрела на Виталика, оцепенев от потрясения. Эта, неожиданно открывшаяся в нём взрослая ярость была непривычна и даже дика для меня. Общаясь с ним изо дня в день, я настолько привыкла к его мягкости и доброте, что мне и в голову не могло прийти, насколько все серьёзно.
– Подожди, подожди. – Я плохо соображала, пребывая в состоянии крайней растерянности. – Какая работа? Ты что говоришь? А учёба? Тебе же после школы поступать надо куда-нибудь, образование получать.
Виталик горько усмехнулся:
– Конечно. Всем надо. Как же без этого? Только в жизни не всё бывает так, как хочется. Ты знаешь, они ведь друг друга ненавидят. Даже спят отдельно не первый год уже.
– Почему же они не разведутся в таком случае?
– Потому что таким образом мой папаша демонстрирует нам своё благородство.
– То есть как?
– Очень просто. Думаешь, я не знаю ничего? Они от меня свои отношения скрывают, но я-то вижу. Он в своей фирме до ночи кого-то возит. Работает, думаешь? С секретаршами какими-нибудь развлекается…Тварь …- Последнее слово Виталик почти прорычал.
– Мать знает – он от неё этого скрывать даже не пытается. Знает, падла, что мы от него зависим. Чего там мамка на рынке наварит? Так, гроши… Это Вадька тогда ей помог здорово, почти весь товар продал, а в обычные дни она и половины не продаёт. Пустое дело, я ей с самого начала говорил, что это все ерунда. А ей работать хочется. С людьми общаться, понимаешь? Чтобы поменьше об этой скотине думать. А по мне так лучше на хлебе и воде жить, чем от него зависеть. Надоело…
Виталик глубоко вздохнул, словно, выговорившись, сразу вдруг лишился моральных сил. Я стояла молча, не зная, что сказать. Какой я могла дать совет? Имела ли я право влезать в чужие семейные дрязги? Да и чего могли изменить мои слова? В данной ситуации мне отводилась роль спасительной отдушины для Виталика – только так я и сумела бы стать ему полезной.
– И всё-таки, Виталь, постарайся сегодня выучить географию. – Сказала я на прощание, и даже не просто сказала, а сделала внушение со всей серьёзностью. – Это тебе самому надо в первую очередь.
– Мне? Зачем? – Виталик уныло всхлипнул замерзшим носом.
– Хотя бы затем, чтобы не остаться на второй год. Меня вовсе не радует перспектива переходить в одиннадцатый класс без тебя.
Похоже, мне удалось найти самый веский аргумент из всех существующих: Виталик прислушался к моим словам и, подумав, вскоре пообещал мне исправить двойку по географии.
К чему описывать наше очередное расставание? Были поцелуи и объятия, были пылкие признания в любви и надежды на завтрашний день. И вот я снова дома…Вкусный запах жареных котлет, живой отцовский баритон на кухне и мамин смех…Мне, оказывается, ещё повезло с родителями. Я, в отличие от Виталика, жила не на поле боя, а в хорошей здоровой семье, среди нормальных человеческих отношений. И как же замечательно, что я живу именно здесь!
Раздеваясь в прихожей, я слушала восторженные мамины отзывы о Канарейке:
– Лёша, ты не представляешь, что это за мальчик! Надо тебе было сегодня остаться дома и тоже с ним пообщаться – ты любишь таких собеседников. Такой умничка – вежливый, обходительный, скромный. А красивый – загляденье просто! Чистенький, опрятный…Сейчас таких ребят просто нет! Ксенька будет круглой дурой, если его упустит.
Ах, мама-мама…Мне замуж рано…Теперь она от меня точно не отвяжется, целыми днями будет зудеть над душой: «Вадик, Вадик, Вадик»…Пока у меня крыша не поедет. Может, плюнуть на всё и рассказать маме, как этот умничка учил меня курить? Или красочно описать сцену в отделении милиции? «Мамочка, ты бы видела, какой он был милый и обаятельный, валяясь на грязном полу в кабинете старшины Марченко! А как он красиво матерился, нажравшись аперитива с циклодолом!»…Представляю её умиление в этом случае. Но тогда меня снова посадят под домашний арест – и теперь уже, пожалуй, надолго. Спасать меня, во всяком случае, тогда будет некому. Поэтому рот на замок. Вовсе не обязательно на самом деле встречаться с Вадимом – достаточно лишь время от времени просить его подыграть. Он согласится, безусловно…Правда…Если за каждую оказанную с его стороны услугу я буду расплачиваться ТАКИМИ поцелуями…Нет!...Подобных конфузов впредь надо стараться избегать. Я люблю Виталика… Я люблю его. Люблю…Канарейка должен понять, что он мне глубоко безразличен. И я даже смотреть в его сторону не намерена. Точка.
Глава 24
Поклявшись самой себе не смотреть на Вадима Канаренко, я, конечно, слегка погорячилась. При всём своём желании, игнорировать его совсем было невозможно, тем более что с понедельника Татьяна Евгеньевна, как и обещала, начала репетицию новогодней сказки, в которой мне и Канарейке отводились главные роли. Теперь каждый день в пять часов вечерами мы собирались в актовом зале всей творческой группой и вплоть до семи разыгрывали всевозможные сцены из спектакля.
Никогда не думала, что репетиции – такое весёлое занятие! Не мудрено, что ребята ходили на них с удовольствием. Здесь было всё: шутки, смех и розыгрыши, здесь дурачились от души, танцевали и пели – тоже, в основном, несерьёзно, а так, ради прикола. У меня сперва даже создалось впечатление, что о самом спектакле тут никто не думает, и эти ежедневные сборы в актовом зале для ребят всего лишь повод лишний раз побеситься и повалять дурака.
Как оказалось, я ошиблась: подобная котовасия, по словам Виталика, царила на репетициях всегда, это был своего рода ритуал перед основной работой.
– Да и вообще, разве можно играть сказку серьёзно? – Говорил мне Виталик, и я, признаться, полностью с ним согласилась. Будь тут строгая атмосфера урока, разве стали бы приходить сюда школьники по доброй воле? А так – вон их сколько, зал битком забит: старшие классы, младшие – и все объединены одним общим делом. Поэтому все они здесь на равных, все заодно. Как это здорово… Вон и Наташа Воронина среди подружек. И Иришка-щебетунья. Они, оказывается, тоже в сказке играют: младшая сестра – скомороха, начинающего представление, старшая – одного из чертей, спрятавших у себя волшебный уголёк – единственное оружие против Снежной Королевы.