Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Что ж… В чём-то Вадим определенно прав. И тем не менее, его холодный цинизм уже в который раз скребнул мою душу грубой наждачкой. Безликие, серые…Гляньте на него…Кто дал тебе право навешивать на людей такие ярлыки, толком не разобравшись в их сущности? Или эта твоя хвалёная незаурядность ставит тебя на много ступеней выше других? Может, у тебя тайная мания величия, а, Вадичка?
Я критическим взглядом окинула свою фигуру под детским клетчатым платьицем и попыталась отыскать хоть какой-нибудь изъян. Слава богу, презрение этого «ценителя прекрасного» мне не угрожала. А почему, собственно, я так радуюсь? Какое мне, вообще, дело до Канарейки, до его пристрастий и привычек и до его отношения к окружающим людям?
На сцене было темно… Под слабым светом прожектора девочки в прозрачных
– Ваш выход, ребятки. Давайте, с богом…
Ничего не слыша, кроме стука собственного сердца, я ползла за Канарейкой почти наугад. Этот трюк был отрепетирован нами уже раз пятьдесят, наверное, и тем не менее сейчас я не соображала, что делать, полностью терялась, поэтому инстинктивно доверилась бесстрастному Вадиму, повторяя за ним все его действия. Я не видела, как он открыл боковую стенку ящика и как проник вовнутрь – мне навстречу протянулась только рука Вадима.
– Давай быстрее. – Услышала я его шёпот и, волнуясь всё больше и больше, забралась кое-как в тёмное, душное пространство нашего убежища. Осторожной быть не получилось – стремясь всё сделать вовремя, я споткнулась обо что-то под ногами и налетела прямо на Вадима. Он, видно, сидел на корточках, потому что под тяжестью моего, неожиданно свалившегося тела, тут же потерял равновесие и повалился вместе со мной на дальнюю стенку.
– Мамочка! – Только и успела взвизгнуть я в панике.
– Тихо ты! – В следующий же момент Канарейка крепко зажал мне рот…своими губами.
Яростная вспышка возмущения с моей стороны проявила себя одним резким рывком куда-то вбок. Она погасла мгновенно, как будто вилку кто-то выдернул из розетки и перекрыл доступ электричества к моему телу и разуму. Может быть, ничего подобного и не произошло бы с нами, но, упав на Вадима сверху, я нечаянно обе его руки прижала к стене, поэтому другого способа заставить меня замолчать он просто не нашел. Может быть так, а может быть, и нет. Во всяком случае, разбираться нарочно он это сделал или нет, смысла не имело. Инстинкт, как говорится, он и в Африке инстинкт, и чего можно ожидать от двух молодых, красивых, полных жизненных сил людей мужского и женского пола, помещенных в замкнутое пространство, да ещё в такой провоцирующей близости друг от друга?!
Спектакль шёл своим чередом. Голос Лены доносился до слуха как сквозь вату, я его почти не слышала, да и не могла слышать. В душном, тесном ящике близость Вадима просто сводила с ума. От него слегка пахло той же, уже знакомой мне туалетной водой. Я жадно вдыхала этот запах, чувствуя, как скользят по моему лицу быстрые, тёплые губы Канарейки. Рассуждая трезво, можно было ужаснуться всему происходящему здесь, ведь там, за этими толстыми стенками шёл спектакль, к которому мы так долго готовились! Но в те блаженные мгновения мне, что самое удивительное, абсолютно всё стало по барабану. Вадим целовал меня, и я отвечала на его поцелуи так же пылко и торопливо, словно боясь не успеть, опоздать куда-то, словно сама жизнь сейчас зависела от нашего минутного безумия, которому, казалось, не будет конца…
– Интер-ресно, кто поставил сюда этот ящик?..
В стенку что-то с силой стукнуло, оглушив меня, и я очнулась окончательно. Вадим стремительно подскочил, шибанув головой верхнюю крышку ящика. Ослеплённая ярким светом, я медленно поднялась вслед за ним. Всё было не так, как планировала Воронина, я это понимала. Во-первых, стучаться в ящик никто не был должен. По задумке мы с Канарейкой выскакивали наружу синхронно и быстро, как чёртики из табакерки. Это довольно забавно смотрелось со стороны и несло с собой элемент неожиданности. Теперь момент был упущен. Осознав это, я растерялась, беспомощно поглядела на Лену, стоявшую перед нами в заправской позе, уперев руки в бока. Она очень смешно смотрелась в образе Вороны – маленькая, щуплая, с чёрным пером в волосах, и я, может быть, улыбнулась бы сейчас, если бы не увидела в её глазах нечто ТАКОЕ, от чего меня вдруг бросило в жар. Забыв, кажется, весь свой текст, Лена переводила обалдевший взгляд с меня на Вадима и обратно, и я, сама не своя от предчувствия чего-то страшного, взглянула на Канарейку.
Нет, сколько я себя помню, никогда в жизни не приходилось мне переживать подобный ужас. Перед нами раскинулся зал, полный наблюдательных зрителей…По сравнению с нашим школьным актовым залом он казался огромным, необъятным – в нём можно было утонуть. На меня и на Вадима сейчас смотрело не меньше пятисот пар глаз, а мы стояли в центре всеобщего внимания под ярким светом рампы и видели только лица друг друга, щедро измазанные моей ядовито-красной помадой. Губы свои я драила на славу, долго и тщательно. Обоим нам теперь хватило с лихвой… Я видела, что, глядя на меня, Вадим едва сдерживает смех, и приходила в ещё большее отчаяние. Господи, неужели ему нисколько не стыдно?! И если он в таком виде, как же тогда выгляжу я?! И что же делать в такой ситуации – кто бы подсказал, мамочка моя родная?!...Мама…Неужели она тоже сейчас это видит?.. Дети в зале…Лена…Ребята…Виталик…Господи помилуй, ГДЕ ВИТАЛИК?!
Я посмотрела туда, где за кулисами стояли «заколдованные» участники спектакля. В костюме Деда Мороза Виталик был очень заметен, однако глаз его, утонувших в густой бороде, я не разглядела. Между тем сказка продолжалась. Немного опомнившись, я заметила, что Вадим и Лена давно уже ведут между собой диалог, в котором, кстати, половина реплик принадлежала мне. Но так как я, поддавшись своим эмоциям, впала во временный транс, Канарейка весь мой текст беспардонно взял на себя. В итоге я самой себе показалась здесь лишней. Представляю, что думали сейчас обо мне Воронина и Овсянникова! За своей спиной я услышала шёпот Татьяны Евгеньевны:
– Вылезайте из ящика…Вылезайте, хватит в нем стоять.
Слава богу, лиц наших она сзади не видела… Вадим тоже услышал приказ – как ни в чём не бывало перемахнул через высокий борт ящика, ловко снял меня. Глядя на его невозмутимость, я постепенно успокаивалась, входила в колею и вскоре сюжет спектакля пошел по сценарию, как ему и положено было идти – ровно, гладко, без каких-либо сбоев. При первой же возможности, оказавшись за кулисами, я как следует оттёрла лицо и попыталась найти Виталика. Поиски мои успехом не увенчались – он, видимо, как встал там, за занавесом, в правом краю сцены, так и продолжал стоять до конца представления, ожидая, пока мы трое – я, Вадим и Лена, найдем способ освободить его и всех остальных от злых чар Снежной Королевы. Не знаю, почему, но меня это странным образом беспокоило. И на протяжении всего спектакля, машинально произнося заученный текст, меня не покидала одна навязчивая мысль: видел ли Виталик наши с Вадимом лица, когда мы вылезли из ящика?... Видел или нет?..
Возможно, не думая об этом, я сыграла бы лучше. Так или иначе, оценить свой талант не со стороны было довольно сложно. Слово за слово, сценка за сценкой – сказка близилась к концу, и неожиданный инцидент с поцелуем в самом её начале уже казался мне плодом моего больного воображения – я изо всех сил старалась о нём не вспоминать.
Всё прошло гладко…Снежная Королева растворилась во мгле, потеряв свои колдовские чары. Освобождённые из ледяного плена Дед Мороз и все его гости благодарили своих спасителей и малышей из зала за то, что поддержали Кая и Герду в трудностях. Вадим крепко держал меня за руку и радостно раскидывал направо и налево лучезарные улыбки. Он весь спектакль вёл себя свободно и раскованно, несмотря на отрепетированную постановку, постоянно импровизировал, сходу придумывая что-то своё: то фразу смешную брякнет ни с того, ни с его, то во время нападения разбойников неожиданно затеет драку в целях сопротивления. Всё это, как ни странно, получалось у него к месту и кстати, я думаю, ни Воронина, ни Овсянникова не рискнули бы упрекнуть Вадима в своеволии.