Роза и тис
Шрифт:
По своему темпераменту и воспитанию Гэбриэл был не в состоянии понять потрясения, которое испытали люди, подобные леди Трессилиан и миссис Бигэм Чартерно. Леди Трессилиан с детства воспитывалась в представлении, что, баллотируясь в члены парламента, человек выполняет свой долг перед страной. Таковы были убеждения ее отца.
Для Гэбриэл они были непостижимы. Он полагал, что консерваторы, выбрав его, просто дали маху – поставили не на того человека. Это была игра – и они проиграли.
Сложись все нормально, консерваторы были бы в выигрыше. Однако всегда остается вероятность непредвиденного – один случай из ста! На этот раз такой случай произошел в Сент-Лу.
Как
– В том, что произошло, есть и наша доля вины, – сказала она, – и мы не можем ее с себя снять. Нам было известно, что собой представляет майор Гэбриэл. Мы предложили в качестве кандидата чужого нам человека, у которого нет ни истинных убеждений, ни традиций, ни элементарной честности. Мы знали, что этот человек – авантюрист, но приняли его, потому что у него были определенные качества, которые нравятся массам, – блестящее военное прошлое и безусловное обаяние. Мы были готовы к тому, чтобы он нас использовал, потому что сами собирались использовать его. И оправдывали себя тем, что нужно идти в ногу со временем. Однако если и есть хоть что-то реальное, хоть какой-то смысл в традициях консерваторов, то партия обязана придерживаться этих традиций. Наши интересы должен представлять человек пусть не блестящий, но искренний. Человек, чьи корни – в этой стране. Человек, готовый взять на себя ответственность за тех, кто от него зависит, не стыдящийся своей принадлежности к высшему классу, – ибо он принимает не только привилегии, но и обязанности этого класса.
Это был голос уходящего regime [27] . Я не любил его, но уважал. Время рождало новые идеи, новый образ жизни, сметая прочь обломки старины, но леди Сент-Лу как образец всего лучшего, что было в прежней жизни, – стояла нерушимо. Это – ее место, и она не сойдет с него до конца.
Об Изабелле она не говорила вовсе. Сердце леди Сент-Лу было ранено слишком глубоко. По бескомпромиссному убеждению старой леди, Изабелла предала свой собственный класс. Старая педантка могла оправдать Джона Гэбриэла – он низкого происхождения и законов для него не существует. Для Изабеллы оправданий не было: она предала крепость изнутри.
note 27
Общественного строя (фр.).
Зато об Изабелле постоянно говорила леди Трессилиан. Она обсуждала случившееся со мной, потому что не могла ни с кем поговорить, а я как инвалид, видимо, не шел в счет. Полная материнского сострадания к моей беспомощности, она считала чуть ли не своим долгом откровенничать со мной, как с сыном.
Эделейд, по словам миссис Трессилиан, была неприступна; Мод сразу же обрывала разговор и уходила с собаками из дома, а большому и доброму сердцу леди Трессилиан в одиночку не снести такую тяжесть. Она не могла поговорить с Терезой, так как чувствовала, что это непорядочно по отношению к своим. Но в разговорах со мной леди Трессилиан не испытывала неловкости. Она знала, что я любил Изабеллу.
Леди Трессилиан любила Изабеллу горячо и нежно, не могла не думать о ней и по-прежнему была ошеломлена и озадачена ее поступком.
– Так не похоже на Изабеллу... так не похоже! – повторяла леди Трессилиан. – Этот человек, должно быть, околдовал ее. Он очень опасен! Я всегда так думала... Изабелла была такой счастливой...
Осторожно подбирая выражения, я подтвердил ее слова, хотя мне очень хотелось добавить, что порой одного только счастья бывает недостаточно. Но леди Трессилиан вряд ли могла бы это понять.
– Мне все кажется, что этот ужасный человек каким-то образом загипнотизировал ее и увлек за собой... Но Эдди говорит: «Нет!» Она говорит: «Изабелла никогда ничего не сделает не по своей воле». Я, право, ничего не понимаю!
Я подумал, что тут леди Сент-Лу, пожалуй, права – Вы полагаете, они поженились? – спросила вдруг леди Трессилиан. – Как по-вашему, где они?
Я в свою очередь спросил, не было ли вестей от Изабеллы.
– Нет. Ничего. Ничего, кроме того письма, которое она оставила. Оно было адресовано Эдди. Изабелла писала, что не надеется на ее прощение и что это, вероятно, будет справедливо. И еще она написала: «Вряд ли стоит говорить, что я сожалею о боли, которую вам причиняю.
Если бы мне действительно было жаль, я бы этого не сделала. Думаю, Руперт поймет, а может быть, и нет. Я всегда буду любить вас, даже если никогда больше не увижу».
Леди Трессилиан подняла на меня глаза, полные слез.
– Бедный мальчик милый Руперт! Мы все так его полюбили!
– Наверное, он тяжело это перенес?
Я не видел Руперта Сент-Лу со дня бегства Изабеллы.
Он уехал из Сент-Лу на следующий день. Я не знаю, где он был и что делал. Неделю спустя он вернулся в Бирму в свою часть.
– Он был так добр к нам, – продолжала леди Трессилиан. – Но Руперт не хотел говорить о случившемся. Никто не хочет об этом говорить. – Она вздохнула и со слезами на глазах покачала головой. – Но я не могу не думать о том, где они и что с ними. Поженились или нет? Где будут жить?
Мысли леди Трессилиан были чисто женскими. Я понял, что в ее мечтах уже начала рисоваться картина семейной жизни Изабеллы: свадьба, дом, дети. Леди Трессилиан легко простила Изабеллу. Она очень любила ее. То, что сделала Изабелла, было ужасно, позорно; она подвела свою семью – но в то же время это так романтично! А леди Трессилиан была в высшей степени романтична.
Как я уже говорил, мои воспоминания о последних двух годах в Сент-Лу довольно смутные. Прошли дополнительные выборы, на которых с большим преимуществом снова победил мистер Уилбрэхем. Я даже не помню, кто был кандидатом от консерваторов. Кажется, какой-то местный джентльмен с безупречной репутацией, но не пользующийся симпатией. Политика без Джона Гэбриэла мне стала не интересна. Я занялся собственным здоровьем, опять оказался в больнице, где мне сделали серию операций, после которых мое состояние если и не стало хуже, то, во всяком случае, заметно не улучшилось. Тереза и Роберт по-прежнему жили в Полнорт-хаусе. Три старые леди переехали из замка в небольшой викторианский дом с прекрасным садом. Замок был сдан в аренду кому-то с севера Англии.
Спустя восемнадцать месяцев Руперт Сент-Лу вернулся в Англию и женился на молодой богатой американке. Тереза писала мне, что у молодых большие планы полной реконструкции замка, которая начнется, как только будут оформлены соответствующие документы. Однако мысль о реконструкции замка Сент-Лу мне претила, непонятно почему.
Где были Гэбриэл и Изабелла и чем был занят Гэбриэл, не знал никто.
В 1947 году в Лондоне у Роберта успешно прошла выставка его корнуоллских картин.
К этому времени хирургия достигла больших успехов.