Роза из клана коршуна
Шрифт:
– Будем верить. Будем!
Он сам хотел быть верным собственным словам, иначе не держал бы на руках этого цепкого паренька, что упрямо не желал умирать даже в таких условиях. Выполнить обещание... почему бы не оставить себе хотя бы эту цель в условиях всеобщей гибели. Его сосед, которому с другого бока достался ноющий довесок, презрительно хмыкнул и прищурился, избрав для себя собственную цель:
– Ты хочешь верить, вурлок? Так давай. Я вижу на макушке того храма три тени.
– Какие?
– сразу заинтересовался раненый, чтобы отвлечься от боли.
– Ну, знаешь, - ухмыльнулся остроглазый гроллин, - сейчас не день и мы не на дереве. Трое, кажется
– Врёшь, - констатировал вурлок, постаравшись присмотреться к расплывчатым во тьме очертаниям ужасного здания.
– Вру, - согласился мужчина.
Разделявший спорщиков советник перевернул почти сухой компресс на лбу умирающего и неожиданно для себя самого встрепенулся: парень лежал, широко распахнув глаза и любопытно оглядывая своего лекаря.
– Вурлок, - неожиданно вернувшимся после бури и от того ломким и слишком взрослым голосом недовольно прохрипел Ерош.
– Хм,... умирать-то как не хочется...
Нлуй раздражённо подумал, что малец очнулся очень не вовремя и было бы куда гуманнее, чтоб он погиб, не приходя в сознание, а не был растерзан в здравом уме. Чертакдич так не считал и уже пытался приподнять голову, вглядываясь вслед за гроллином в темноту, странно растирая руки.
– Рядовой, - требовательно кивнул парень, - там что-нибудь светится у этих троих?
– Э-э-э, да. Есть огонёк красный, вроде как.
– Айиашт, - Ерош со стоном опустился обратно, вальяжно вытягивая ноги поверх колен близ сидящих.
– Мило, очень мило с его стороны.
Никто толком не понял сути сказанного, но на обычный бред умирающего слова живучего паренька совершенно не смахивали. Он порывисто вздохнул, поморщился и зашептал, слабо разборчивой скороговоркой, поддёргивая пальцами над землёй.
– Зажмурьтесь, ребятки, - Ерош подтянул со лба травяной компресс на лукаво поблёскивающие зелёные немного хищные глаза.
– Каришка, хотела б, чтобы побольше осталось... Ну? Закрываем, давай, глаза. Живо!
Ярчайшая вспышка света над храмом разрезала поток сумеречных тварей раскалённым лезом и ушла в глубь леса, разбивая деревца. Искрящийся град за ней прокатился гулкой холодной волной, встряхивая обезглавленное море, крупицами бисера и молотых листьев. Порожденья сумерек просыпались мокрыми сгустками тухлых перьев. Это абсурдное сраженье грозило войти в историю, как Смердячая Атака...
Стилш, продолжая цепляться за высокий гнутый шпиль, осторожно приоткрыл глаз: карман, в котором вдруг начали полыхать корявые руны, купленные за битое стекло у паршивого колдуна, разорвало напрочь вместе с курткой, жилетом, и частью штанов. Сам вурлок был закопчен до состояния здорового восточного загара. Висящего рядом Шолока захватило лишь краем, оставив на лице несколько внушительных пятен. Ирвин был невредим, он просто сидел, прямо на козырьке, вцепившись в общую поклажу, помахивал изгвазданной в крови сумеречников золотой рукой и заикался.
Пока скрипучая каменная плита, срывая наросты полуистлевшей лепнины, песка и бесполезных украшений, не скрылась в нише под нажимом ржавых рычагов, Каринаррия не решалась убрать исцарапанную ладошку с заветной потайной плитки. Было немного неловко обращать естественные нужды живого человека против его самого в таком ответственном предприятии, но выбора не было. Девушка лишь немного перегнулась через широкий борт платформы, чтобы дотянуться, но назад выбраться уже не могла. Терпеливый Кирх без лишних вопросов подтянул её обратно за намотанный на руку для подстраховки подол роскошного платья. Каринка неловко зависла в воздухе и помахала
– отстранённо подумала девушка.
– Это тоже было предначертано? Тогда чертал уж совсем отъявленный садист".
– Вы всё-таки спасли его, - впервые с момента исчезновения пятёрки подчинённых подал голос мрачный вурлок, усаживая Каринку на пол и продолжая слегка придерживать за край плеча. В голосе тадо послышалось нечто, отдалённо напоминающее обиду.
– Очень сомневаюсь, - Каринаррия прижала к груди меч, ей смертельно хотелось засмеяться, но благородное воспитание не позволяло показывать себя дурой в присутствии высокопоставленной особы.
– Он сейчас покричит и успокоится, а потом найдёт соседний зал, где раньше проходили демонстрации украшений и будет счастлив несколько минут, пока его не разорвут выжившие сумеречники. Странно, я всё это время жила с уверенностью, что сама убью его. Мне всегда казалось, что жизнь идёт по готовому сюжету. Так просто, что с ней непременно нужно бороться. Сейчас хочется бороться за то, чтобы она к этому сюжету вернулась. Всё так изменилось...
Хотелось, чтобы вурлок сейчас сказал что-нибудь ободряющее и напыщенно героическое, как того и требовала ситуация. Во всяком случае, Каринка частью себя наиболее наивной и трогательной истово жаждала подобных слов от своего единственного и очень надёжного по внутренним ощущениям спутника. Только Рокирх промолчал. Он слишком хорошо усвоил за пять дней своего чудного детства, как нужно обращаться со словами и особенно не стремился демонстрировать свои умения. В этом хмуром, холодном молчании был весь он. Это успокаивало.
Девушка поднялась на ноги и привесила обратно за спину самодельные ножны. Их вес словно увеличился втрое и оборвал узкие плечи, портя осанку и серьёзность момента. Был ли то вес металла или новой, неосознаваемой доселе ответственности и злого расчёта.... Каринка предпочла не разбираться с внутренним миром прямо сейчас, когда мир внешний норовил разобраться с ней. Ей не было даже страшно, и это пугало значительно больше темноты, высоты и предположительного конца света.
– Времени мало.
Кирх осторожно взял её за руку, придерживая дополнительно под спину второй рукой, беспокоясь, что от веса оружия хрупкая девушка просто надорвется или скорее надломится. Каринаррия ничего не оставалось, как улыбнуться в темноту и спокойно идти вперёд, полагаясь на собственную память и опредёлённый здравый расчёт строителей не ставших делать посреди лестницы дополнительные дырки или решётки. Рокирх шёл рядом очень уверенно и плавно, больше беспокоясь о состоянии измученной физической нагрузкой ведуньи, чем о возможности провалиться в пропасть. Он был тёплым, девушка даже пригрелась и отстранённо отметила, что идти так ей очень комфортно и почти приятно. Приятно полностью было бы всё же без меча за своей спиной и клинка на бедре спутника, что при ходьбе задевал и её. Двадцать пять шагов закончились непростительно быстро. Каринка постаралась взять себя в руки, но ободряюще топать ногой по старой привычке не стала, боясь попасть по спутнику.