Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
– Пусть Господь позаботится о ее душе! Презреть материнский долг и долг христианского милосердия!
Сестра Августа помедлила; казалось, она думает о чем-то, не имеющем прямого отношения к разговору. Затем промолвила:
– Нет никакого долга. Есть только вера в душе и любовь в человеческом сердце. Думаю, она еще вернется. Женщины с таким взглядом не бросают своих детей.
Элиана проснулась ранним утром, как просыпалась в течение всей недели, и ее подушка была мокрой от слез. Превыше всего она желала бы навсегда выбросить
По полу и стенам комнаты скользил неяркий свет занимавшегося рассвета. Женщина встала с постели и посмотрела в окно. Все вокруг выглядело голубовато-серым: и небо, и река, и дома. Город стоял окутанный прозрачной дымкой. Проглянувшее сквозь утреннее марево солнце отражалось в оконных стеклах, отчего казалось, будто снаружи они покрыты золотистой пленкой.
Внезапно раздался звук колокольчика у входной двери, и Элиана машинально протянула руку за платьем.
Не успев задать себе вопрос о том, кто мог явиться к ней в столь ранний час, женщина быстро спустилась вниз и открыла дверь.
Перед нею стоял мужчина в темном пальто и с непокрытой головой. Элиана не сразу узнала в нем своего зятя Поля де Ла Реньера.
Она замерла на пороге, ухватившись рукою за дверной косяк, и Поль слегка наклонился, чтобы лучше разглядеть ее напряженное осунувшееся лицо с расширенными глазами, под которыми залегли глубокие тени.
– Поль?
– Элиана! Как хорошо, что я тебя разыскал! Ты должна поехать со мной.
Женщина заметила, какой у него озабоченный и потерянный вид, и встревожилась.
– Что случилось?
– Меня прислала Шарлотта. – Он замялся – Она… тяжело больна и… Пожалуйста, Элиана, у нас мало времени, лучше поговорим по дороге!
Элиана кивнула и, быстро коснувшись его руки, побежала одеваться. Она выскочила из дома, едва успев предупредить прислугу и на ходу застегивая накидку.
Они сели в поджидавший экипаж, захлопнули дверцы, и кучер хлестнул лошадей.
– Что случилось? – повторила Элиана.
– Шарлотта… – Лицо Поля казалось застывшим. – Ей очень плохо. Вчера вечером она родила ребенка. И вот теперь умирает.
– Ребенка?! – прошептала Элиана, пораженная услышанным. – Да ведь ей почти сорок!
– Она скрывала от всех до последнего, никто ничего не замечал. А потом выяснилось, что ее положение очень серьезно. Врач сказал: нет никакой надежды.
Элиана до боли стиснула пальцы.
– А ребенок?
– Кажется, с ним все в порядке. Хотя девочка… она такая крошечная! Шарлотта просила, чтобы ты приехала. Она хочет с тобою поговорить.
Женщина не могла дождаться, когда они прибудут в Сите, хотя кучер что есть силы гнал лошадей. На город неожиданно наполз белый, как молоко, туман, и ближайшие дома казались черными, те, что стояли подальше – серыми, а от самых дальних остались только призрачные силуэты.
Элиана
Наконец карета остановилась. Женщина выскочила наружу и, обогнав Поля, устремилась в дом.
К своему изумлению, в гостиной она встретила Максимилиана де Месмей.
– Что вы здесь делаете? – спросила она с плохо скрываемой неприязнью в голосе, даже позабыв поздороваться.
– У моих друзей случилось несчастье, и я приехал, – спокойно отвечал Максимилиан. – Сестра ждет вас, Элиана. Хотя нет, постойте. Вы… с вами все хорошо?
Его взгляд выдавал нечто большее, чем желание узнать о ее самочувствии. Женщине показалось, что сквозь маску холодноватой отрешенности в лице Максимилиана проглядывают усталость и тревога.
– Да, – отвечала она. А после, о чем-то вспомнив, спросила: – С кем вас можно поздравить? Наверное, с сыном?
Элиана почувствовала, что в душе Максимилиана что-то дрогнуло.
– Софи родила мальчика. Но он умер.
– Прости, – на сей раз она говорила с неподдельным сочувствием. – Это как-то связано с той поездкой?
– Нет. Просто… так получилось.
Женщина не знала, что ему сказать (сейчас он казался ей таким чужим!), и поспешила к сестре.
Шарлотта лежала в затемненной спальне, по грудь укрытая одеялом. Элиана сразу заметила восковую бледность ее кожи, запавшие глаза, в которых уже виделся отсвет чего-то потустороннего. На мгновение женщине показалось, что от привычного облика сестры остались лишь какие-то контуры: белое лицо на белоснежной подушке, светлые волосы в обрамлении белого чепца.
Когда Элиана вошла в комнату, взгляд Шарлотты ожил. Она прошептала:
– Ты пришла! Садись. Я хочу поговорить с тобою, прежде чем умру.
– Дорогая! – Элиана бросилась к ней. – Пожалуйста, не произноси таких слов!
– Нет, ты должна меня выслушать, – перебила Шарлотта с той долей упрямства, какую еще позволяли проявить уходящие силы. – Это важно.
Элиана присела на край постели.
– Как же так? – тихо спросила она. – Что с тобою случилось?
Уголки губ Шарлотты приподнялись, и Элиана увидела нечто вроде торжествующей улыбки.
– Я не стану рассказывать. Скажу только, что считала, будто ты творишь глупости, но наибольшую глупость совершила сама. У меня – тайный роман! Кто бы мог подумать!
– А Поль? Он… знает?
– Конечно, ему известно, что это не его ребенок. Но он готов помочь мне… как друг. Никто не узнает правды. – Она перевела дыхание и продолжила: – Я позвала тебя затем, чтобы попросить позаботиться о моей дочери. – Шарлотта недоверчиво улыбнулась собственным словам. – «Моя дочь» – как странно это звучит! Возьми ее к себе!