Роза
Шрифт:
Я хорошо помню те яйцеобразные послевоенные мячи. Округлость футбольного снаряда зависела не только от изготовителя, но и от шнуровщика. Неправильно зашнурованный мяч становился похож на помидор с флюсом. После игры под дождём «некруглый» становился ещё тяжёлым и непрыгучим, как раскормленная до размеров свиньи такса. Почти новый мяч до разбуханий и перешнуровок выглядел так:
Именно такой держал в руке судья, выводя нас с сочинскими динамовцами на поле.
Гайоз Иванович поставил нас с Колобком
Матч закончился со счётом 4:0. Это Акимов, как Кандидов в фильме «Вратарь», выбросил мяч в конце матча себе на ход. Прошёл на чужую половину, Обвёл поскользнувшегося защитника. Вышел один на один. Ударил. Штанга. Но, коршун-Шувалов был первым на отскоке. А Акимов как позже оказалось за юношей в нападении играл. Вспомнил так сказать молодость…
Директор «поляны» позвал и повёл меня к толпе гомонящих детей и девушек. Под навесом стоял стол. На столе листочки и карандаш.
— Друг передал Вашу просьбу. Сказал, что Вы без этого жить не можете…
Рядом с машущим мне Шуваловым загоготали игроки обеих команд. Смотрю на восторженные лица детей и девушек.
Не убегу. Я же тебе обещал.
Подписываю последнюю бумажку. Паренёк на вопросы отвечает не сразу. Вглядывается в мои губы.
Глухой что-ли?
— Масло. Ты идёшь или нет? — окликает кто-то замешкавшего парня.
Масло. Почти глухой. Знавал я такого футболиста. Даже в один из списков на переход записал. А как же, игрок то непростой, хоть и слышит плохо. Анатолий Маслёнкин — чемпион ОИ-56 и ЧЕ-60. Таких немного в нашей истории. Как вернёмся, нужно будет дозвониться на «Красный пролетарий» и встретиться.
Встаю и в одиночестве бреду в санаторий, огибая лужи.
Анечка была бы довольна. И гол забил, и бумажки подписал. Видит ли она всё это? Хоть бы знак подала.
Тут из-за идущей впереди пары показывается лужа в которую я впиваюсь взглядом.
20 марта 1950 года.
День начался как обычно. Пробежка к морю. Завтрак. Тренировка. Игры вечером не было и команда по воле Гайоза Ивановича отправилась на экскурсию в дендрарий. Погуляли среди экзотических растений, пофотографировались. Колобок с первой зарплаты купил в общаге у лётчиков трофейную «Лейку». Теперь с видом матёрого фотографа щёлкал всех одноклубников по одиночке и группами, обещая незабываемые кадры. Хочет вписаться в коллектив. Ведь зимой наше молодёжное трио в команде приняли насторожено. Правда Васечка и Серый в поезде сумели стать «своими парнями». А у меня за спиной стояли Бобров с Шуваловым, да и слухи, что я на короткой ноге с молодым Сталиным тоже добавляли веса в глазах
После экскурсии футболисты двинули на обед. Амосов ужом выскользнул из толпы в переулок и двинул в сторону санатория баскетболисток.
— Ну, а ты чего? — спрашиваю у Васечки.
Тот, глядя в след удаляющемуся Дон Жуану:
— Да я не знаю. Вроде всё хорошо идёт. А как про Танюшу с Ингой подумаю…
— Ты это… Меньше думай — больше делай. Молодому телу разрядка нужна и положительные эмоции.
— А сам то… Вот, пошли тебя с одной невысокой познакомлю. Их всего две в сборной, — хлопает меня по плечу Колобок.
— Не… Не могу. Вот. Абрамянскую посылку нужно отнести. Он там родственникам с подарками катину фотографию передаёт. Здесь недалеко. Ты со мной?
Подходим к дому. Узнаём, что Вараздат Абрамян в соседней столовой на свадьбе.
Какая на хрен свадьба в понедельник?
Оказывается, ждут приезда большого начальника из Армении. Начальство во все времена не опаздывает, а задерживается… Для этого и свадьбу на понедельник перенесли. Отец жениха, что был двоюродным братом партийного босса, как увидел у Васечки фотоаппарат, так и нанял его фотографом. Я передал Вараздату свёрток, и собирался было уйти, но отец жениха, узнавший от моего болтливого друга про мою игру в сборной СССР, объявил меня почётным гостем.
Подкатывают две машины. Родители и молодые встречают дорогого гостя. Вместе с ними первый секретарь Сочинского горкома — Гладков Михаил Иванович. Встречаемый Акакий Иванович Мгеладзе — первый секретарь Абхазского обкома партии. Если на военный чин перевести — генерал. Меня как экзотическую панду подводят к высоким гостям. Знакомимся. Один из парней представляется:
— Эдуард Шеварднадзе.
Это что? Один из прорабов перестройки?
Расселись за столами во дворе. Начались тосты, песни, танцы. В конце концов отцы жениха и невесты поспорили чей футбол круче, русский или кавказский? Мгеладзе заметил, что в прошлом году был в Тбилиси на матче «Динамо» с куйбышевскими «Крыльями Советов». 6:0 Грузия выиграла. Отец жениха глянул на меня затуманенным чачей взглядом и проорал: «Матч-реванш».
Нашли мяч. На улице поставили камни на ворота. Пятёрка лихих грузинских парней сняла пиджаки и типа разминалась, собирая восхищённые взгляды местных девушек. Вся улица высыпала посмотреть на молодецкую забаву. Отец жениха, несмотря на просьбы моего друга, заставил Колобка снимать фоторепортаж, чтобы потом хвалиться, рассказывая про свадьбу.
Я, латыш по паспорту, в компании двух пионеров и опять же двух пузатых дядечек неопределённой национальности, взялся за отстаивание российской чести в конкретном месте в конкретное время. Распределил роли в команде. Самый толстый на воротах, остальные — защитники, отбивают мяч на меня. Команды построились друг перед другом. В моей башке что-то щёлкнуло и механический голос сказал: «Цель — Эдуард Шеварднадзе. Контрольное время — три минуты. Время пошло.»
Глянул на улыбающегося Эдика. У того на лбу был зелёный крест.
Оборачиваюсь вокруг. Никто на грузина не смотрит и пальцем не тычет. Пригляделся — нет креста.
Вроде Боржоми только пил под хихиканье аборигенов. «А, режим?» — протянул тогда папа жениха. Вот, глючканул маленько. У меня ж того, сотрясение всех мозгов было. Вплоть до полного переформатирования.
Наш «последний» толстячок приняв на пузо мяч, удачно пнул «почти круглого» мне на выход. Сделав финт, обхожу защитника. В голове противный голос: «До окончания срока задания осталась одна минута». Не глядя, бью по чужим воротам. Пущенный со всей дури мяч врезается в эдиков снова назелёненный лоб. Начинающий партократ падает как подкошенный, задирая вверх свои лаковые ботинки.