Роза
Шрифт:
Поскольку местный начальник в командировке, намечается девичник. Подруга отпиралась, пока не увидела, как я рядышком даю автограф двум симпатяшкам бывшем на вчерашнем матче.
— А водка будет? — спрашивает Настя у делегаток и те бурно подтверждают наличие праздничного напитка.
Девичник в самом разгаре. Я сижу во дворе с группой корейских товарищей прибывших как они шутя говорят для доставки тел до дома. Узнав моё имя, доставщики возбудились и начали смеяться. Оказывается в Корее Юри и Юра — имена девушек. Мужчина рядом узнав, что я парень Насти,
— Знаешь какое у неё было прозвище в школе?… Кумихо! Лисица-оборотень!
Э, да тот громила видать увидел её истинное пушистое лицо…
— Так, что береги свою печень, — продолжает подкованный фольклорист положив руку на правую часть живота, — Кумихо её выгрызает у своих парней…
У нас же печень у мужиков выгрызает водка.
Корейцы действительно умеют пить и гулять с русским размахом. Вот вышедшая женщина что-то прокричала в наш адрес. Парень рядом поднялся и зашёл внутрь. Так-так. Первый пошёл.
Вскоре и моя подруга дошла до кондиции и выдала на веранде такие танцы, что мужики во дворе аж вздрогнули…
Выпив на посошок, Настя вышла нетвёрдой походкой и двумя руками прощаясь с именинницей, по-корейски подложила левую ладонь под рукопожатную правую. Держась за перила, спустилась с лестницы. Потом, увидела меня и отключила автопилот. Я подхватил её, спасая куст розы, перекинул через плечо, кивнул ждущим своей очереди мужикам и гордо удалился…
28 марта 1950 года.
После утренней пробежки заметил Алексея Аджубея, что разговаривал с нашим тренером. Подошёл. Поздоровались.
— Отойдём, — предложил хрущёвский зять.
Присели на скамью. Корреспондент запахнул пальто, зябко поёживаясь:
— Летел погреться. В Москве ещё снег не растаял…
Вспомнив что-то, Аджубей встал и полез в портфель:
— Вот письмо тебе. С Львом Булганиным на нашей даче пересеклись. Он к отцу приезжал, просил помочь кого-то на работу устроить. Нацарапал тебе новости. Только он мелко плавает и новости, вероятно, такие же… В субботу прошёл пленум ЦК партии… Выбрали новых членов Политбюро. Похоже у Маленкова теперь большинство… Грядут большие перемены. В газете держат нос по ветру. Шепнули, что меня в замы «Комсомолки» будут выдвигать. Растём… А у вас что? Слышал «Динамо» обыграли. И ты девушку новую завёл. Чего они к тебе липнут? Ты же всем вокруг лишь проблемы приносишь… — типа подколол меня недоучившийся артист.
А мне стало как-то хреново. Встал, и не попрощавшись почапал на Пионерскую.
Он собственно прав. От меня у девушек Проблемы. Анечка. Привезли б меня в другой госпиталь, и не встретились бы. Жила бы и радовалась… Роза. Не впишись мы тогда с ней за Сахарову… Эх!
Заглянул в письмо. Лёва пишет, что Дашу с детьми и Марианной поселили в нашей общаге. Шелепин помог Дарье устроится в райком комсомола инструктором по культмассовой работе, но на совещании в горкоме Шелепина не было(вызвали в Кремль) и назначение отложили. Пришлось к Никите Сергеевичу ехать на поклон, чтобы позвонил. Отец знает про Дашу, но молчит, а мама отругала,
Захожу. Подруга дрыхнет источая сивушный запашок. Открываю окно. Проснулась. Смотрит жалостливо, а сказать не может.
Водички захотелось? Женский алкоголизм неизлечим. Помучайся ещё немного.
— Ну, Юр… — канючит она, — Пи-и-ить.
Зачерпнув воды в ковш подаю страдалице. Пока пьёт начинаю её отчитывать за вчерашнее. Потом перехожу на её армейские планы.
В этой истории когда война начнётся не понятно. А эта лезет…
Настя, выпив всё до капли, слушала постепенно наливаясь краской ярости.
— Да что с тобой не так? Ты мне кто такое говорить? — вскочила, закутываясь в простыню, — Я слово дала. Значит другие если что пойдут воевать, а я домохозяйкой… Вот жеж… Ты за кого меня принимаешь? (Берёт мою планшетку) Да я тебя… (Бросает в меня сумку).
Уворачиваюсь, заматываю её в простыню и валю на кровать. Хорошо, что её руки до меня не дотягиваются, а то бы я получил тумаков… Изображаем пару минут борьбу нанайских мальчиков. Сопротивление ослабевает. Начинаем неистово целоваться. Она шепчет, зардевшись:
— Да сними ты наконец эту простыню, дубина…
Перед тренировкой купил «Правду» в газетном киоске. Читаю:
26 марта 1950 года в Москве состоялся расширенный Пленум ЦК ВКП(б). Порядок дня Пленума: 1) Отчетный доклад Центрального Комитета ВКП(б) за период с 1939 по 1950; 2) Отчетный доклад Центральной Ревизионной Комиссии ВКП(б); 3) Директивы Пленума партии по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951–1955 гг.; 4) Изменения в Уставе ВКП(б); 5) Выборы центральных органов партии.
Число членов Политбюро ЦК ВКП(б) увеличилось с 11 до 33.
Просматриваю список. «Старички» довоенного состава, из новичков отмечаю кого видел сейчас или помню из прошлого: Михаил Суслов, Николай Шверник(орден вручал), Екатерина Фурцева(единственная женщина в Политбюро), Александр Шелепин(самый молодой в Политбюро), Арвид Пельше(землячок, который к тому же стал Председателем Комиссии партийного контроля при ЦК).
На тренировке отрабатывали основой 4-2-4 против дублёрского «Дубль Вэ». Разделали запас под орех. У нас на правом фланге трэнэр соорудил мощную вертикаль: Амосов — Колобков — Анисимов(правый край) — Жаров(оттянутый центр). Носимся как угорелые. Анисим теперь тоже после тренировки остаётся с нами. Полный танковый экипаж в чёрных тренировочных если так можно сказать «костюмах», только Шарика не хватает…
Вечером дорогая, застелив новое бельё, типа равнодушно позвала готовится ко сну. Я читаю учебник, делаю выписки. Повторяет:
— Я, что со стеной разговариваю… Вот жеж… Пошли уже…
Увидев хитрое лицо мифологического персонажа, показываю ей фигу и перелистываю страницу, собираясь добить главу.
— Жаров! — добавив железа в голос, начинает Настя, — Ты только что зверски меня оскорбил своим жестом. Это у русских и хохлов такая шутка юмора как ты говоришь, а у нас детей гордого Чосона, фига — сексуальное издевательство…