Роза
Шрифт:
Проще было бы столкнуть его с кромки провала. Он вспомнил, как тело его матери падало с корабля в море. Сейчас, ретроспективно, принявшие ее волны казались Блэару теплыми и нежными, и уж, конечно, куда более мягкими, чем пол живодерни.
Блэар внушил себе, что если сумеет добраться до ближайшей стены, то найдет и выход, а если найдет выход, то сможет выбраться на улицу. Но от попытки поднять голову все вокруг поплыло; последним усилием уходящего сознания Блэар постарался не проглотить зуб, все еще болтавшийся у него во рту.
Холодная струя привела его в чувство. Это вернулся конюх, притащив с собой лампу, ведро воды и простыни.
— Знаете, никакого полицейского
«Неужели это мои руки, — подумал Блэар, — такие красные и распухшие?» Он ополоснул их остававшейся в ведре водой, потом залез пальцами в рот, нащупал дупло и сунул туда выбитый зуб.
Конюх обтирал его простынями:
— Можете обратиться в полицию, но ничего хорошего вам это не даст. Мы все будем за Билла, а он говорит, что вы путались с его девушкой.
— С Розой? — Блэар попытался говорить так, чтобы не двигать челюстью.
— А с кем же еще?
Даже самое легкое прикосновение воспринималось мучительно, словно его резали бритвой. Блэар выжидал, пытаясь разобраться, как отдаются его движения в разных частях тела, сломаны ли руки или ребра.
— У вас не голова, а сплошной кусок мяса.
Блэар застонал, выразив этим одновременно согласие с оценкой, отсутствие удивления и охватившую его тошноту.
— Я постарался вымыть угольную пыль из ран, чтобы вы не выглядели шахтером всю оставшуюся жизнь; но вам нужно наложить швы и как можно быстрее сесть на поезд. Пока вы здесь, Билл не успокоится. Я постарался привести в порядок вашу одежду, насколько смог; нашел ваши ботинки, шляпу и мешок. Сожалею, что так получилось с телескопом. Вы можете встать?
Блэар поднялся и потерял сознание.
Когда Блэар снова пришел в себя, он лежал в тележке. Он оказался одет, тележка куда-то катилась, и все это вместе уже было прогрессом. Блэар с трудом разомкнул веки: над головой его проплывали уличные фонари.
Конюх сам толкал тележку. Он заглянул внутрь и спросил:
— Что еще я могу для вас сделать, мистер Блэар? Достать что-нибудь?
— Макароны… — пробормотал Блэар.
— Мака… — А-а, пониманию. Макароны. Как в Африке. Мы уже почти добрались, мистер Блэар. Я вас прямо до комнаты доставлю, не беспокойтесь.
Конюх сделал из простыней подстилку на дне тележки, но тряска и толчки все равно создавали у Блэара ощущение, будто его катили прямо по булыжникам мостовой. Он попытался приподнять голову:
— Мэйпоул?..
— Никто не знает. Забудьте о нем. Вот что я вам скажу, мистер Блэар: вас мне будет не хватать сильнее.
Глава двадцать пятая
Он слышал чей-то голос, читавший
И часто, когда я лежу на диванев праздном или печальном настроении,они возникают перед тем мысленным взором,какой дарит блаженство одиночества.Тогда сердце мое наполняется радостьюИ танцует вместе с нарциссами [61] .61
У.Вордсворт «Нарциссы».
Это было все-таки лучше, чем отходная.
Глаза его не открывались, тело свое он чувствовал плохо и как бы издалека. Когда он пытался поднять голову, его охватывала тошнота, вызванная сотрясением мозга. Носом — который ломали не торопясь, а чинили в спешке — он свистел; и то впадал в глубокий сон, то не мог заснуть
В рот ему вливали чай и настойку опия, от которой в голове у него возникали всевозможные видения, раскрывались самые глубокие кладовые памяти. Он то сознавал, что лежит в постели в Уигане, то ему начинало, казаться, будто он прилег отдохнуть на склоне красного африканского холма, то в поисках безопасности он стремился зарыться, спрятаться как можно глубже под землю.
В шахтный ствол, где прятался Блэар, пролез одетый в униформу шахтер; сняв медный шлем, чтобы не повредить украшавшие его страусиные перья, он неуверенно потрогал стенки забоя.
— Вы меня слышите? Это Мун, начальник полиции. А вы шикарно живете, Блэар, просто шикарно. У меня такой комнаты никогда в жизни не было. Посмотрите, какие обои! Вы их только потрогайте! Мягкие, как задница девственницы. Я прав, Оливер? Правда, они мягкие, как задница девственницы? Горничная ничего не знает, Блэар. Вы и сами ничего не помните. — Он потер шлем рукавом, как бы полируя, каждое движение отдавалось дрожанием и раскачиванием перьев. — Просто несчастный случай, как я понимаю? На лестнице поскользнулись, да? Надеюсь, вы не симулируете: епископ вам платит, а вы тут бездельничаете в постели всего-навсего с пробитой головой и парой сломанных ребер. Достаточно того, что вы надоедаете честным труженикам, привязываетесь к женщинам и провоцируете мужчин. Но раз вы сами пристаете к местным девушкам, нечего потом клянчить защиты у закона. В здешних краях мужчины привыкли защищать то, что им принадлежит. — Говорящий наклонился к Блэару. — Знаете, мне даже не верится, что вы и в самом деле знаменитый первопроходец. Вот на «ниггера Блэара» вы сейчас похожи.
Каким-то внутренним взглядом Блэар увидел поляну нарциссов, по которой ходила, собирая букет, шахтерка. Она была на вершине холма, Блэар — внизу, у подножия, и солнце било ему в глаза, ослепляя его. Он звал девушку, пытался докричаться до нее, но та его не слышала.
В нору к нему заглянул Леверетт.
— Не знаю, слышите вы меня или нет, но хочу вам сказать, что Шарлотта сдалась и согласилась выйти замуж за Роуленда. Она дала согласие через день после того, как вас нашли в вашем… состоянии. Епископ весьма доволен, во многом благодаря вам, так что вы вольны уезжать, как только сами сможете это сделать. Я просил епископа выплатить вам дополнительное вознаграждение и дать гарантийное письмо, в котором епископ обязался бы оплатить ваше возвращение на Золотой Берег. Вы это заслужили. — Леверетт опустился на колени, прямо на угольный пол. — Хочу вам признаться. Когда вы только приехали, я знал, что епископа больше интересовала возможность выдать Шарлотту замуж, нежели поиски Джона Мэйпоула. Я, однако, надеялся, что вы его все же найдете. — Голос Леверетта дрогнул. — А вы спутались с женщиной. Как простой смертный. Я вам завидую, — добавил он.
Дотлел последний красный уголек. Блэару вспомнился вдруг коттедж Шарлотты, тот самый, где пряталась в темноте рыжеволосая девушка.
Темнота успокаивала. На этот раз он услышал, как по штольне шагал не Леверетт, а некто гораздо более знакомый… кто бы мог подумать, старый Блэар, в бобровой шубе и в облаке паров виски, он топал, спотыкаясь и то насвистывая, то напевая обрывки какой-то песни.
Maintes genz dient que en songes