Розеттский ключ
Шрифт:
— Я позабочусь об этом сброде! — крикнул наш голиаф, обхватил Белую Мадонну и, поднатужившись, поднял ее.
Уже появившиеся в зале тамплиеров янычары начали удивленно оглядываться, а потом заорали, увидев нас на другой стороне. Повернувшись боком, Нед едва протиснулся в узкое отверстие, втащив за собой голову Мадонны, и забил этим каменным изваянием весь вход. Оно должно было задержать погоню. Мы бросились бежать вверх по лестнице.
Волна мусульман с дикими криками хлынула за нами и, наткнувшись на преграду, откатилась с возмущением и разочарованием. Они принялись тянуть статую, стремясь освободить проход.
Мы карабкались вверх в отчаянной спешке. Вслед нам неслись разочарованные крики и грохот яростных ударов по статуе, которая защищала наш путь к свободе. Слышались и очередные выстрелы, но пули, не причиняя нам вреда, лишь выбивали осколки из нижних ступеней. А в городе уже явно началась тревога, и возмущенные мусульмане собрались на Храмовой горе, ожидая нашего неминуемого появления. Мы приблизились к запиравшей выход из подземелья железной решетке. Пальнув по замку из пистолета, Тентуистл устранил эту проблему. Распахнувшаяся решетка зазвенела, как гонг. Воспользовавшись паузой, я зарядил винтовку. Мы оказались на Храмовой горе, в мечети Аль-Акса. Я сразу заметил признаки проведенной крестоносцами реконструкции; благодаря рядам стрельчатых арок и высоких окон это темноватое сооружение теперь представляло собой странную архитектурную смесь арабского дворца и европейского собора. Как и подозревал Фархи, лестницу за Белой Мадонной построили, должно быть, для обеспечения тайного прохода из главной резиденции тамплиеров в подземные коридоры и залы.
Мы подбежали к двери мечети. В предрассветной мгле темнела перед храмом обширная площадь, уже заполненная сотнями вооруженных чем попало и растревоженных, как пчелы в улье, мусульман. За ними невозмутимо маячили голубые штаты и золотой купол мечети Омара, у ее входа как раз и собрались объятые ужасом и гневом правоверные. Монотонное гудение размахивающей дубинками толпы прорезалось тревожными возгласами. К счастью, там было мало янычар и мало ружей. Наконец кое-кто из них увидел нас, толпа с громкими воплями развернулась и ринулась в наступление.
— Что за свистопляску вы нам устроили, — бросил мне Нед.
И тогда я прицелился.
По ночам мечеть Аль-Акса освещали огромные медные паникадила, которые зажигали, опуская вниз с помощью длинных белых веревок. Одно из таких паникадил — с несколькими дюжинами свечей, вставленных в железную конструкцию десятифутовой ширины с кованой решеткой, весившей значительно больше тонны, — горело над главным входом мечеть. Когда толпа хлынула внутрь, я поместил петлю веревки, накинутую на вбитый в изысканно украшенный потолок крюк, в центр прицельной трубы винтовки, отмеченный перекрещенными волосками, и спустил курок.
Мой выстрел перебил веревку, светильник рухнул вниз, как гильотина, и приземлился со страшным грохотом на первые ряды толпы. Остальные преследователи моментально дали задний ход, испуганно глядя наверх. Этого промедление было достаточно, чтобы дать нашей похожей на грязных и окровавленных троглодитов компании драгоценные секунды для отступления к задней части мечети.
— Они завладели священными реликвиями Мухаммеда! — на разные голоса выкрикивала разъяренная толпа.
Египте или Будда во время его долгих странствий? Неужели история всех вероучений, мифов и легенд, переплетаясь в затейливо написанных древних текстах, являет собой бесконечную череду наследования древнейшей мудрости и скрывает столь же бесконечную череду тайн? Еретические мысли… Но они невольно посетили меня здесь, в этом религиозном центре мира.
Мы пробежали по вытертым красным коврам, покрывавшим каменный пол мечети, и быстро миновали небольшие приемные, расположенные за главным залом, опасаясь, что впереди нас ждет очередной тупик. Но в том конце, где Аль-Акса и Храмовая гора выходили к внешней городской стене, темнела очередная запертая дверь. Большой Нед изо всех сил треснул кулаком по этой преграде, и на сей раз она подалась, осыпав пол сухими щепками старого дерева. Мы выглянули наружу. По южному краю Храмовой горы проходила крепостная стена Иерусалима. Дойдя до башни, она поворачивала на запад и спускалась с горы вместе с раскинувшимся за ней городом.
— Если нам удастся попасть в лабиринт улиц, то мы собьем их со следа, — выдавил Фархи.
Спотыкаясь от усталости, банкир с Мириам и раненым Томом побежали вдоль крепостного вала к лестнице, что вела вниз, к Навозным воротам. Задержавшись на валу, мы с Тентуистлом перезарядили ружья, а Нед и Иерихон взяли сабли на изготовку. Когда в дверном проеме показались первые преследователи, мы встретили их выстрелами. Потом под прикрытием дымовой завесы в атаку бросились наши фехтовальщики. Раздались стоны раненых, топот убегающих ног, и Нед выбежал к нам, забрызганный кровью.
— Теперь они будут поосторожнее, — заявил он, сверкнув широкой белозубой улыбкой.
Иерихон выглядел несчастным, его клинок потемнел от крови.
— Этот грех на твоей совести, — сказал он моряку.
— Насколько я помню, кузнец, именно вы с вашей драчливой сестрой втянули нас в эту дьявольскую передрягу.
Мы продолжали спешное отступление, слушая их переругивания.
Если бы толпа была получше вооружена, мы уже были бы мертвы. Но тяжелые испытания ограничились лишь несколькими выстрелами, хотя пули летели нам вслед с жутким свистом, способным вызвать оцепенение, если позволить себе задуматься о нем. Закончив спуск по лестнице, мы выбежали на улицы Иерусалима. Навозные ворота уже давно закрыл отряд янычар, вооруженных кривыми саблями и готовых преградить нам выход из города. Над нами, на зубчатых крепостных стенах, толпились орущие мусульмане, и первые преследователи уже бросились к лестнице.
— Скорей в Еврейский квартал! — крикнул Фархи. — Это наш единственный шанс!
С минаретов уже неслись крики, призывающие к оружию, трезвонили и христианские колокола. Мы перебудили весь город. Люди в смятении устремились на улицы. Со всех сторон доносились крики, перемежаемые собачьим лаем и блеянием овец. Мимо нас промчалась перепуганная коза, свернув на ближайшую улицу. Запыхавшийся Фархи вел нас вверх по улице в сторону синагоги Рамбана и Яффских ворот, толпу мусульманских преследователей освещала прерывистая огненная змейка зажженных факелов. Даже если бы я успел вновь зарядить винтовку и выстрелить, мой одиночный выстрел уже не смог бы удержать нарастающий гнев, который мы вызвали, посягнув на их святыни. Если мы не найдем помощи, то будем обречены.
— Мусульмане взбунтовались! — кричал Фархи высыпавшим на улицы встревоженным евреям. — Они хотят поджечь синагоги Рамбана и Йоханана бен Заккая! Надо позвать на подмогу христиан!
— Синагоги! Спасем наши священные храмы! — на разные голоса вторил ему хор толпы.
И благодаря его хитрости мы обрели защитников. Евреи преградили путь хлынувшей в их квартал волне мусульман. А христиан предупредили, что осквернить хотят храм Гроба Господня. В итоге началось столпотворение, грозившее перерасти в жуткий хаос.