Розеттский ключ
Шрифт:
— Как раз сейчас мы вынашиваем планы спасения вашей жизни.
Он пожал плечами.
— Так расскажите же об этом Бонапарте. Он терпеливый человек?
— Ни в малейшей степени.
— Но обычно он быстро добивается того, чего хочет, — добавил Фелипо.
— Он с ходу примется осаждать ваш город, даже не дождавшись прибытия тяжелых пушек, — вставил я. — По его мнению, быстрый удар превосходящих сил поражает волю противника. Его солдаты отлично вымуштрованы, а точность их стрельбы весьма велика.
Взяв финик из вазы, Джеззар так удивленно разглядывал плод, словно видел впервые, потом сунул его за щеку и, пережевывая, сказал:
— Тогда, наверное, мне лучше сдаться. Или сбежать. Он превосходит мой гарнизон вдвое.
— С британским флотом вы отобьете его атаки. Он находится в сотнях миль от его основных сил в Египте и в двух тысячах миль от Франции.
— То есть мы разобьем его прежде, чем он получит подкрепление.
— У него практически нет лишних войск для охраны захваченных городов. А его солдаты устали и стосковались по дому.
— Они страдают не только от тоски, — заметил Джеззар. — Говорят, у них участились случаи чумы.
— Несколько случаев было еще в Египте, — подтвердил я. — Я слышал, что в Яффе больных стало значительно больше.
Джеззар обладал проницательностью в отличие от прочих слабых османских правителей, облеченных властью по воле Блистательной Порты в Константинополе. С усердием ученого он собирал сведения о своих врагах.
— Слабость Наполеона, паша, заключается в недостатке времени. Каждый день, проведенный им перед Акрой, чреват тем, что константинопольский султан пришлет подкрепление, способное окружить его. У него нет возможности получить свежие силы и пополнить запасы провианта, а нас обеспечит всем необходимым британский флот. Он стремится в одночасье закончить то, на что по-хорошему потребовался бы год, и в этом тоже его слабость. Он пытается завоевать Азию с десятью тысячами солдат, и никто лучше его самого не понимает, что это чистый блеф. Причем обман раскроется в тот самый момент, когда противники перестанут его бояться. Если вы сумеете противостоять…
— То он уберется восвояси, — закончил Джеззар. — Никому не удавалось победить этого коротышку.
— Мы победим его здесь, — торжественно пообещал Смит.
— Если только он не найдет чего-то более мощного, чем артиллерия, — произнес кто-то из темноты.
Я вздрогнул. Мне знаком этот голос! И действительно, обезображенное лицо Хаима Фархи проступило из темноты зала за удобным, обложенным подушками возвышением Джеззара. Смит и Фелипо моргнули при виде его увечий, но не отпрянули. Похоже, что они тоже видели его раньше.
— Фархи! Что вы делаете в Акре?
— Служит своему хозяину, — сказал Джеззар.
— Мы оставили Иерусалим в растревоженном состоянии, месье Гейдж. И без книги не было никакой причины там задерживаться.
— Вы пошли с нами ради этого паши?
— Ну конечно. Вам же известно, кто видоизменил мою внешность.
— Я оказал ему услугу, — прогремел Джеззар. — Красивая внешность порождает тщеславие, а гордыня является смертным грехом. Шрамы позволяют ему сосредоточиться на его излюбленных вычислениях. И заслужить райскую жизнь.
Фархи поклонился.
— Вы неизменны в вашем великодушии, господин.
— Значит, вы сбежали из Иерусалима!
— Точно. Я покинул его, сознавая, что моя физиономия привлекает слишком много внимания и что необходимо предпринять дальнейшие исследования. Что франкам известно о наших тайнах?
— Ярость мусульман удержит их от дальнейших поисков в подземельях. Они не знают ничего и угрожали мне змеями, пытаясь выяснить, что мы узнали. Мы все ушли с пустыми руками, я полагаю.
— Что значит с пустыми руками? — удивился Смит.
Фархи повернулся к британскому офицеру.
— Ваш союзник прибыл в Иерусалим не только для того, чтобы служить вам, капитан.
— Верно, еще его интересовала судьба одной женщины, насколько я помню.
— И некое сокровище, с отчаянной безнадежностью разыскиваемое людьми.
— Сокровище?
— Не деньги, — объяснил я, досадуя на Фархи, легкомысленно выдавшего мой секрет. — Книгу.
— Книгу магических знаний, — добавил банкир. — По слухам, ей много тысяч лет, и ее искали еще рыцари-тамплиеры. Когда мы попросили у вас на подмогу моряков, то рассчитывали найти вовсе не секретный стратегический проход в Иерусалим. Мы хотели отыскать эту книгу.
— Так же, как и воинственный француз, — добавил я.
— Меня она тоже интересует, — заявил Джеззар. — Блюдя мои интересы, Фархи привык держать ухо востро.
Этот изверг вполне уместно использовал единственное число, поскольку сам отрезал советнику второе ухо.
Смит пристально посматривал на всех нас, пытаясь осознать ситуацию.
— Но ее там не оказалось, — сказал я. — Скорее всего, ее вовсе не существует.
— И тем не менее по всей Сирии рыскают ищейки, — сказал Фархи. — Арабы в основном, с целью увезти обратно в Египет какой-то таинственный знак.
Я встревожился.
— Мне сообщили, что граф Силано еще жив.
Фархи пожал плечами.
— Жив. Воскрес. Бессмертен.
— Твое мнение, Хаим? — спросил Джеззар тоном хозяина, не терпящего уклончивых ответов своих подчиненных.
— Как и сказал Гейдж, возможно, все ищут несуществующую реликвию. Однако если она существует, то мы не имеем средств продолжить ее поиски, запертые здесь армией Наполеона. Верно замечено, что время его враг. Но оно бросает вызов также и нам. Если мы просидим в осаде слишком долго, то можем опоздать, и тогда поиски графа Алессандро Силано могут успешно завершиться. — Он показал на меня. — А пока еще не слишком поздно, вот он должен придумать, как нам продолжить поиски утерянной книги.
Следуя на запах дыма, я пытался найти Иерихона. Он трудился в недрах подвального арсенала дворца Джеззара, мускулистые руки, озаренные пламенем кузнечного горна, выковывали, подобно Тору, военные орудия: мечи, копья, раздвоенные пики для сбрасывания осадных лестниц, штыки и шомпола. Словно черные жемчужины, застыли в литейных формах свинцовые пули, а все обрезки лежали в куче, ожидая превращения в картечь и шрапнель. Мириам раздувала кузнечные меха, пряди ее кудрявых волос падали на блестящие от влаги щеки, пропитанное потом платье волнующе прилипло к телу, ручейки пота стекали по шее в соблазнительную ложбинку. Я не знал, какой мне окажут прием, учитывая, что из-за устроенных мной беспорядков они потеряли дом в Иерусалиме, но когда девушка увидела меня в этом адском жару, ее глаза вспыхнули радостным огнем, и она бросилась мне в объятия. Какое наслаждение доставила мне ее близость! Я еле удержал свою руку, потянувшуюся к ее округлым бедрам, вовремя заметив настороженный взгляд ее брата. Однако даже молчаливый Иерихон расщедрился на скупую улыбку.