Рождение гигантов

Басов Николай Владленович

Но тут уж ничего кардинального предпринимать Ростик не собирался. Нож был ему для чего-то нужен, в этом он был уверен. А еще он был уверен, что скоро все будет ясно – и зачем этот нож у него оказался, и как они… пришвартуются к Гвинее, и даже то, как сумеют в таком-то обличье добиться встречи с кем-нибудь из Докай.

Ждать оставалось совсем недолго.

Глава 21

С берегом получилось так. Они сунулись было в какое-то очень странное течение, оно пахло так, что Михайлову не понравилось. Ростик еще мог бы терпеть этот вкус на губах, но тоже предпочел обойтись

без него. И зря это сделал. Потому что уже через пару дней, когда они прошли вдоль этого течения, кстати, ставшего попутным, он вдруг понял, что Артем не просто так пробует из него выбраться. Он устал, и от своего ощущения быть плавающим в касатке придатком к более мощному и почти равному ему ментально существу, и от моря, и даже от питания, которым его насыщала его касатка. Он сдавал, хотя можно было бы сказать, что он сдавался.

И тогда Рост понял, что они вот эти самые два дня идут почти вровень с берегом, который еще не был виден, но который угадывался именно по этому течению, по изменению направления волн и даже по цвету неба. Над сушей оно сделалось немного менее пасмурным, не таким серым и не таким дружественным. В том виде, в каком они пребывали, однозначно обещало какую-то угрозу, и совсем не ту, к которой они привыкли – викрамы, слишком хищные морские обитатели, агрессивный корабль и прочее в том же духе.

Тогда Рост попробовал с Артемом поговорить. Вообще-то за все время перехода они разговаривали мало, это было не нужно, их сознание, связанное с восприятием касаток, тормозило слишком человеческое общение, они переговаривались действиями, и этого им было достаточно.

– Артем, за этим течением находится суша. Кажется, мы прибыли.

– Не могу этого понять… Мне там не нравится.

– Мне тоже, но эту полосу придется перейти.

И они пошли через прибрежную воду, почти с удивлением обнаружив, что она не слишком-то и населена всякой живностью. Видимо, у берега тем обитателям моря, к которым они привыкли, тоже было не слишком уютно. И дно стало к ним подниматься, что Ростик тоже отметил безо всякой радости, потому что видимость упала, слишком много волны поднимали мути со дна.

А потом они почувствовали эхо от своих криков, и поняли, что впереди лежит сплошная полоса тверди, линия без начала и конца, которую они не могли бы пересечь ни за что на свете, как Олимпийский хребет, только, разумеется, по другой причине. Это и была условная Новая Гвинея.

Тогда Ростик, пару раз очень неудачно попробовав подойти поближе к берегу, принялся думать о воде. Это было сложно, он воспринимал в теле своего Лео слишком много оттенков и не знал, на какой ориентироваться. Пока не понял однажды, уже к вечеру второго дня, что явственно ощущает чрезмерно пресную сладость. Очень неприятную, хотя в общем-то знакомую.

Он понял, что они вышли в устье большой реки, это было как раз неплохо. Во время перехода, когда Ростик раздумывал, что он должен будет сделать у берегов Гвинеи, чтобы безопасно и точно оказаться в нужном месте, где можно провести переговоры с каким-нибудь Докай, он подумывал о реке, исходил из предположения, что все цивилизации основаны около рек, отчего бы и местным городам не использовать тот же принцип?

Когда они поняли, что оказались в реке, Михайлов запротестовал, пришлось ему кое-что объяснять, он не поверил, но после довольно длительной речи Ростика стал послушным. Или покорным, хотя в этих его состояниях и была

разница, о которой Росту не хотелось размышлять.

Он был занят другим делом, пытался осознать по вкусу воды, по отходам, которые всяческие разумные существа выбрасывали в реку, с каким типом городов они имеют дело. К счастью, река, которую Гринев выбрал почти случайно, оказалась достаточно большой, и городов на ее берегах стояло немало, и были среди них самые разные. Спустя весьма непростых два дня, когда Рост больше гадал на пару со своим Левиафаном, чем самостоятельно по-человечески раздумывал, он пришел к выводу, что города пурпурных пахнут едва приметной горечью, может быть, вызванной большим количеством мясной пищи и, конечно, металлом. Это было похоже на то, какой след оставлял после себя корабль.

Стоки городов, которые Ростик решил отнести к населенным Ширами, а они тут имелись, это он отчетливо помнил по своему прежнему посещению Гвинеи, были мутноватыми, отдавали какой-то химией, в них было много мелкого камня, почти песка, еще, кажется, они пахли стеклом, выплавленным из кварца, и пищей предпочтительно растительной.

К тому же в воде после ширских поселений угадывалось иногда что-то резкое, горячее, хотя их вода, как правило, была не слишком теплой, а отчего-то более прохладной, но Рост решил, что, возможно, это след Махри Гошодов или даже некоторых поселений вас-смеров, которые при Ширах на Гвинее тоже имелись. В общем, все было не так просто, как он думал.

К тому же из всего обилия привкусов и оттенков можно было выделить что-то сложное, не относящееся к его прямой задаче, и Рост не заметил, как занялся именно этим. По едва приметным признакам, о которых едва ли можно было рассказать человеческими понятиями, образами и словами, он вдруг приходил к странным выводам. Вот этот город, подумал он о ближайшем к морю поселении Широв, плохо устроен или плохо управляется, в общем, жить в нем несладко. Он заражен бедностью, потому что должен платить слишком большую дань более сильным городам на берегу моря, населенным преимущественно пурпурными, чтобы они оставили его в покое, чтобы его не разрушили.

Другой городок, стоящий в излучине мелкой речки, впадающей в главную, большую реку, был поменьше и внешне почти не защищен, но он был богаче, у него имелась весьма развитая торговля, его жители питались лучше и, как ни странно, вели более разнообразную жизнь, может быть, даже с некоторыми культурными развлечениями. В сливах его вод Рост определил немалое количество самых неожиданных специй, среди которых читались перец, душистая гвоздика и что-то незнакомое, а одежду свою они стирали более сложным по составу мылом, иногда пахнущим водорослями, а иногда яблоками.

В общем, когда Ростик с Михайловым немного освоились в реке, им стало даже интересно. Артем сначала все спрашивал, будут ли они выходить на берег, ему, кажется, не терпелось, как моряку после длительного плаванья, размять ноги. Но тут уж Ростик был неумолим.

– Я выйду, – транслировал он, хотя тут, в окружении городов, переговариваться почему-то стало трудно, еще трудней, чем это выходило у него с Евой на юге, – а ты останешься в своем звере. Будешь прикрывать моего Левиафана.

Михайлов попытался спорить, но Рост довольно резко оборвал его, называя все аргументы нытьем и нюнями. После этого Михайлов замкнулся, но для работающего чуть не до изнеможения Роста это было даже неплохо.