Рождение мексиканского государства
Шрифт:
Открытие и колонизация Мексики, имевшие столь губительные последствия для ее народов, объективно способствовали, однако, складыванию в этой стране, где ранее безраздельно господствовали дофеодальные отношения, исторически более прогрессивной социально-экономической формации. Возникли предпосылки постепенного вовлечения Северной и Центральной Америки в орбиту капиталистического развития и включения их в систему формировавшегося всемирного рынка. Но самих колонизаторов меньше всего волновали идеи общественного прогресса. Заботясь лишь о собственной выгоде, они расхищали природные богатства Мексики, беспощадно эксплуатировали народные массы, зверски расправлялись с теми, кто проявлял малейшее недовольство, установили режим, тормозивший рост производительных сил колонии в угоду интересам метрополии.
Испанские владения в Северной и частично Центральной Америке (Табаско, Юкатан) составляли вице-королевство Новая Испания (образованное в 1535 г.). К началу XIX в. в него входили вся современная Мексика (за исключением Чьяпаса) и южная часть нынешней территории США (штаты Техас, Калифорния, Нью-Мексико, Аризона, Невада, Юта, часть Колорадо и Вайоминга). Высшую гражданскую и военную власть осуществлял вице-король, подотчетный лишь королевскому правительству и Верховному совету по делам Индий в Мадриде.
В 1786 г. часть провинций Новой Испании была преобразована в 12 интендантств во главе с интендантами, выполнявшими административные, судебные и военные функции, ведавшими сбором налогов и деятельностью муниципалитетов провинциальных центров. Семь северных провинций объединялись в два военных округа: западный и восточный. Они возглавлялись командующими, подчиненными вице-королю. Кроме того, три провинции сохранили свой прежний статус. Городами и сельскими округами управляли коррехидоры и старшие алькальды, которым были подвластны выборные старосты индейских селений.
В столице вице-королевства Мехико и в Гвадалахаре, политическом и административном центре одноименного интендантства (за которым долго сохранялось прежнее название этой провинции — Новая Галисия), имелись специальные коллегии — аудиенсии. Они выполняли главным образом судебные функции, а также наблюдали за работой правительственного аппарата. Аудиенсия Мехико являлась совещательным органом при вице-короле. Ее юрисдикция распространялась на южную часть вицекоролевства, а юрисдикция аудиенсии Гвадалахары — на северные районы. В городах существовали местные советы (кабильдо, или аюнтамьенто), члены которых номинально избирались домовладельцами, фактически же эти должности стали со временем пожизненными и наследственными, а иногда даже покупались. Деятельность городских муниципалитетов, занимавшихся вопросами благоустройства, финансами, разбором уголовных и гражданских дел, контролировалась колониальной администрацией.
Подавляющее большинство шестимиллионного населения Новой Испании составляли ее уроженцы, причем около 40 % — индейцы. Резкое сокращение их численности в течение первого столетия после начала конкисты вынудило колонизаторов, нуждавшихся в рабочей силе и налогоплательщиках, перейти от прямого ограбления и истребления коренных жителей к более организованной эксплуатации, принявшей в основном феодализированную форму. В результате изменения условий жизни аборигенного населения со второй половины XVII в. начался его медленный прирост, и к началу XIX в. количество индейцев достигло 2,3–2,4 млн. человек{4}. Многие из них жили общинами, за которыми испанское законодательство признавало право владения землей, запрещая ее отчуждение без санкции властей. Тем не менее испанцы, прибегая к различным ухищрениям, захватывали общинные земли, а впоследствии юридически оформляли свои действия.
На протяжении большей части колониального периода индейцы считались лично свободными. Их труд по закону подлежал оплате и не должен был быть чрезмерно тяжелым. Однако фактически они работали бесплатно или за жалкие гроши и неограниченное время, не имели совершенно никаких прав и полностью зависели от произвола королевских чиновников, помещиков, церкви. Индейцам разрешалось постоянно находиться только в своих селениях или специальных кварталах городов, и они не могли сами менять место жительства. Им был, как правило, закрыт доступ в большинство ремесленных цехов; в тех же немногих, куда их допускали, они обычно выполняли самую черную и тяжелую подсобную работу.
С начала XVII в. над индейцами тяготела принудительная трудовая повинность (репартимьенто, или куатекиль), предусматривавшая выделение властями определенного числа мужчин в возрасте с 15 до 60 лет для работы на рудниках, промышленных предприятиях и плантациях, ухода за скотом, строительства зданий, мостов, дорог и т. д. С индейцев взималась подушная подать — трибуто, которую на рубеже XVIII и XIX вв. платили один раз в год в размере двух песо{5} все женатые мужчины от 18 до 50 лет, за исключением касиков (наследственных старейшин), старост селений и других должностных лиц. Холостяки и одинокие женщины облагались податью в половинном размере. Однако на деле эти положения постоянно нарушались. Пользуясь тем, что местные власти часто не выдавали квитанций об уплате подати, сборщики задерживали на дорогах индейцев, направлявшихся в ближайший город, и вторично требовали у них денег.
Большинство коренного населения было прикреплено к крупным поместьям — асьендам, где они являлись основной рабочей силой. Тем индейцам, которые оказались согнанными со своих земель, приходилось наниматься к помещикам в качестве батраков-поденщиков. Тем, кому наделы оставлялись на правах «аренды», за пользование землей приходилось работать на ее нового владельца и отдавать ему часть урожая. И в том и в другом случае индейцы попадали в кабальную зависимость. Многие из них превратились со временем в наследственных долговых рабов — пеонов. «Пеонаж, — писал К. Маркс, — это ссуда денег в счет будущей работы. Подобные ссуды приводят к тому же, что и обыкновенное ростовщичество. Работник не только всю свою жизнь остается должником кредитора, следовательно, принудительно работает на него, но эта зависимость переходит по наследству на его семью и на следующее поколение, делая их фактически собственностью кредитора»{6}.
Система долговой кабалы практиковалась не только в сельском хозяйстве, но также на рудниках и мануфактурах, владельцы которых, уплатив за индейцев подушную подать или выдав им небольшой денежный аванс либо ссуду одеждой и продуктами питания, заставляли их для погашения неуклонно возраставшей задолженности работать на самых тяжелых условиях.
На плантациях сахарного тростника и других тропических культур, в горнодобывающей промышленности, на мануфактурах, в качестве домашней прислуги трудились также негры, которых стали ввозить в Новую Испанию главным образом из Западной Африки с середины XVI в. в связи с нехваткой рабочих рук. Но вследствие высокой смертности и постепенного уменьшения, а затем и полного прекращения их ввоза в результате начавшегося прироста индейского населения численность негров к началу XIX в. (1810) не превышала 10 тыс. человек{7}. В большинстве своем они являлись рабами, но и те немногие, которые считались свободными, по своему положению фактически не отличались от рабов, и на них даже юридически не распространялись законы, изданные «в защиту» индейцев. Однако подобно последним свободные негры должны были платить подушную подать.
Помимо индейцев и негров, в Новой Испании существовала большая группа населения европейского происхождения. Привилегированную верхушку колониального общества составляли уроженцы метрополии, которых местные жители презрительно называли гачупинами (по-испански «люди со шпорами»). Их насчитывалось в начале XIX в. около 15 тыс. Преимущественно представители родовитого дворянства, а также богатые купцы, которые вели оптовую торговлю, они захватили почти все высшие административные, военные и церковные посты. Среди них были крупные помещики и владельцы рудников. Испанцы кичились своим происхождением и рассматривали себя как высшую расу по сравнению не только с индейцами и неграми, но даже и с родившимися в колонии потомками своих соотечественников — креолами.