Рождение подвига

Гончаренко Геннадий Иванович

— Прижал, гад, огнем с высоты два полка. Головы не поднять…

— Ничего, дорогой, сейчас помогу твоей беде. Давай целеуказание. Куда бить?

— Да я сам ничего не вижу. Выслал вперед разведчиков. Как только обнаружат их позиции, тут же доложу.

Кипоренко подозвал стоящего в стороне командующего артиллерией армии.

— Готовься, дорогой. Надо выручать пехоту сорок седьмой дивизии.

Тут же подбежал радист.

— Товарищ генерал, Рыжаков вас просит.

— Все в порядке, товарищ генерал. Высота двести двадцать восемь. Шестнадцать дзотов. Мой правофланговый полк залег в лощине с кустарником.

— Минут через десять жди нашего

огонька. А ты не теряй времени. Обходите высоту и наступайте с танками на ферму. Ваш левый сосед уже вышел на дорогу.

Кипоренко снова поглядел на часы. Прошло уже два часа боя. «А что у Андросова?» Кипоренко попросил связать его с дивизией, наступавшей в центре.

— Ну как дела, Андросов? Далеко ушли твои орлы?

— Не больно далеко. Правофланговый полк Миронова ничего идет… К хутору Клиновому подходят… Но и его прижал противник огнем. А два других полка продвигаются медленно. Встречают много дзотов.

— Артиллерию, артиллерию пусть тянут в боевые порядки. Без нее они долго будут топтаться на одном месте. А для нас сейчас важны темпы, темпы и еще раз темпы. Понял?

Кипоренко, уже по-серьезному обеспокоенный медленным продвижением стрелковых дивизий, позвонил и в левофланговую дивизию. Там положение было таким же. Войска продвигались медленно, сопротивление врага нарастало. Все это грозило армии серьезными последствиями… Она по существу не взяла планируемого разбега, продвижение войск было незначительным, и это могло привести к тому, что танковые войска тоже завязнут на первой позиции врага. Замысел блестяще разработанной операции грозил остаться «войной» лишь на бумаге… При этой мысли Кипоренко вздрогнул. К полудню по плану операции танковые корпуса должны выйти на рубеж Калмыковский. И танки уже вышли колоннами из своих исходных районов. Остановить их теперь невозможно. К тому же, если улучшится погода, неминуемы удары вражеской авиации по колоннам.

Решение пришло мгновенно. «Рвать, рвать, не теряя ни минуты, рвать единым мощным совместным ударом стрелковых дивизий и танковых корпусов оборону врага в «центре».

Кипоренко подозвал начальника штаба. К ним подошел член Военного Совета армии полковой комиссар Поморцев. Приложил ладонь к уху, поворачивая голову на север.

— Слышите богатырскую поступь наших стальных коней?

Все умолкли, прислушались. Оттуда доносился громыхающий гул танковых колонн.

— Отпустил бы ты меня, Иван Кузьмич, с ними.

— Ты как конь боевой: заслушав сигнал тревоги, навостряешь уши, готовясь ринуться в атаку. Куда ты собрался, в какой корпус?

— Навещу Канашова. Погляжу, как он там командует.

— Давай, давай, поезжай. Командир-то он неплохой. Привет ему от меня. Скажи, спуску ему не дам, коли будет что не так, хоть и недавно в танкисты его окрестили. Признаться, тревожно мне за него.

7.

Командир танкового корпуса генерал Канашов томился в ожидании приказа. С началом атаки его танковые колонны вышли с исходного положения в сплошном тумане. Плохая видимость вполне устраивала танкистов: полная скрытность и отличная маскировка от воздушного наблюдения противника. Но тут же появились неизбежные в таких случаях затруднения. Нелегко было точно выдерживать маршрут движения. В степи много новых, не нанесенных на карту дорог, проложенных войсками. Это мешало танкистам, лишало возможности быстро ориентироваться. Приходилось делать частые остановки и сверять маршрут с местностью, чтобы не сбиться с пути.

Вместе с Канашовым ехал в машине Поморцев. Его приезд накануне

марша корпуса и удивил и насторожил Канашова. «Хочет посмотреть, как буду командовать… Кипоренко тоже, наверно, беспокоится обо мне. Вот и прислал на всякий случай. Погляди, мол, Константин Васильевич, как пойдут дела у нашего наскоро испеченного танкиста. Возможно, и помочь ему надо поначалу». Мысли о том, что его как командира вздумали опекать, сердили Канашова. «Поморцев неплохой человек. Но если он приставлен ко мне как нянька, — это уже слишком…» К его удивлению, Поморцев не задал ему ни одного служебного вопроса. Даже не поинтересовался, где находятся его танковые бригады. Он поздоровался и стал рассказывать армейские анекдоты, будто затем и приехал в корпус. Все это выглядело странно. Канашов хорошо знал, что Поморцев безразлично относился к этой разновидности устного творчества. А однажды, когда Канашов посетовал на то, что не запоминает и не может пересказывать анекдоты, которые ему мастерски рассказывают другие, сказал: «Это, Михаил Николаевич, у тебя хорошее свойство мозга не держать в голове дряни». «Чего же сейчас Поморцева прорвало на анекдоты?»

— Ты что-то, Михаил Николаевич, сегодня не в духе. Меня, наверно, осуждаешь? Чего, мол, приехал чудить, развлекать побасенками. А представь себе, что у меня сегодня настроение праздничное. Так что рвется все наружу. Песни пел бы, да голоса нет. А душа поет. Не осуждаешь?

— Что вы, Константин Васильевич. За то, что у человека на душе радость, судить грешно.

— А как же не радоваться, дорогой. В наступление какое перешли. Сколько ждали этого праздника!

Канашова вызвал к рации командующий армией.

— Есть, товарищ генерал. Постараемся. Есть рвать с ходу…

С чувством важности полученного сейчас приказа — допрорвать румынские боевые позиции, на которых задерживалась стрелковая дивизия Андросова, и чувством смутной тревоги вернулся он к Поморцеву. Будучи мысленно весь там, в бою, он рвался скорее начать боевые действия танковым корпусом и все же что-то невольно тревожило его. Почему наши пехотинцы не смогли взломать вражескую оборону.

Поморцев подошел к Канашову, всматривался в задумчивое лицо, пытаясь угадать его настроение.

— Путевку получил, Михаил Николаевич?

— Все в порядке. Бьем совместно с пехотой из Клиновой и Усть-Медведецкой.

Поморцев обнял Канашова.

— Только не зарывайся… По-умному. Не очертя голову.

— Есть, товарищ полковой комиссар.

Канатов влез в командирский танк, помахал Поморцеву папахой. Танк рванул с места, заскрежетал гусеницами и, вырвавшись, обогнал грохочущую колонну, понесся вперед, грозно покачивая орудием.

«Вот бы нам теперь встретиться в этой просторной степи с генералом Мильдером, — подумал Канатов. — Потягались бы силами, померились, кто кого. Это не сорок первый и не лето сорок второго, когда мы впервые встретились…»

За командирским танком Канашова неслась стальная армада: сотни новых боевых машин, последние марки грозных танков Т-34, КВ. Попробуй, останови их… Какая сила способна их остановить?

Нет сейчас такой силы. Это хорошо знал Канашов.

Справа от дороги вздыбилась земля. Противник открыл огонь. Били минометы из хутора, упрятавшегося в лощине.

— Шумейко, — командует Канашов. — Дай-ка им по-гвардейски.

Башенный стрелок, смуглый коренастый танкист, быстро работает у орудия. Выстрелы звучат часто, один за другим. В ушах звон, глухота, будто вата закрывает уши. Во рту становится кисло от газов, наполнивших танк.