Рождение подвига
Шрифт:
Телефонисты судорожно, до боли в руках сжимают трубки, радисты оглохли от напряжения. Они-то будут первыми, кто услышит эту команду: «Вперед!!!» Ждут, извелись все в ожидании заветного сигнала.
Зазуммерили телефоны, будто в воздух выпустили тысячи мышей и они заполнили его своим писком. Это летят сотни, тысячи радиосигналов, команд. И началось…
Из глубины, из-за спины десятков тысяч бойцов, командиров, которые сейчас пристально всматривались в степь, в высоты и овраги — туда, где проходили позиции врага, пронеслось над головой шипение, свист, угрожающий гул, расколовший тишину. Земля вздрогнула, как человек от озноба, и
Землю окутал густой дым, ввысь вздымаются черные, веерообразные взрывы. Огненные языки пламени мечутся по вражеским траншеям и окопам, будто вылизывают искалеченную землю. Она дрожит, как в лихорадке, и качается, как палуба корабля в шторм, грозясь выскользнуть из-под ног. Порой кажется, что земля не выдержит этих ударов и расколется на огромные глыбы, хороня под собой все живое и мертвое.
Безмолвно, напряженно, выжидаючи глядели на разразившийся артиллерийский ураган бойцы и командиры. Пыльно-дымное марево занавесило горизонт. Дышать становилось все трудней и трудней. Мелкий песок хрустел на зубах, а в горле першило, саднило, от кислых угарно-едких запахов взрывчатки подташнивало.
Но вот разрывы скучились и неторопливо поползли дальше, в глубину вражеской обороны. Противник не проявлял ни малейших признаков жизни. Всем, кто наблюдал за разбушевавшимся огнем, казалось, что противника там и не было, что такая щедрая артиллерийская подготовка вовсе ни к чему.
И тут огонь, словно натолкнувшись на какую-то преграду, вернулся назад, будто захотел проверить, а все ли им сделано так, как надо, и с еще более яростной силой стал метаться на переднем крае по позициям врага, расчищая его огненными метлами.
Рушились траншеи, окопы, с треском и грохотом разлетались брызгами щепок накатники блиндажей, укрытий, как игрушечные отлетали и кувыркались по земле пулеметы, минометы, орудия…
В бинокль были видны свернувшиеся пожухлые листья, вражеские трупы на брустверах траншей и окопов. Так «бог войны» беспощадно расправился с вражеской обороной, расчистив дорогу нашей пехоте и танкам.
Но вот стена огня разрывов, удаляясь, ушла за высоту, и только изредка на горизонте вспыхивали ее прощальные залпы. А на брустверах наших позиций засверкали штыки, вылезли тупорылые стволы автоматов с пузатыми дисками, выкатилась из траншей волна — поднялась в атаку пехота. И побежала перекатами через ложбины, бугры, то пропадая в оврагах и балках, то вновь появляясь.
Прошло около часа после начала атаки нашей пехоты и танков, и тут только дал о себе знать противник. С вражеских позиций донеслись редкие ответные выстрелы, автоматные очереди и, наконец, первые артиллерийские разрывы в третьей, четвертой волне цепей советских войск. Но уже поздно. Наша пехота пустила в ход свою «карманную артиллерию» — гранаты, ощетинилась штыками. Сейчас начнется самый яростный рукопашный бой. По степи раскатилось прибоем мощное русское «ура».
Все яснее и четче доносятся частые, сухие, будто выстрелы детских хлопушек, разрывы гранат, короткие автоматные очереди, одиночные выстрелы винтовок. Бой на какое-то мгновение как бы ослабевает, замирает… Но это только обманчивое впечатление, создаваемое расстоянием, ограничившим видимость и притупившим слух. Атака по-прежнему идет неудержимо…
Командующий танковой армией генерал Кипоренко стоял в траншее, на своем наблюдательном пункте, с тревогой всматриваясь вдаль. Туман плотной завесой закрыл все впереди. «Ни черта не видно, — думал он. — Как же управлять боем?» Он то и дело глядел на часы. Прошло уже несколько минут, как началась артиллерийская подготовка. Вслед за «катюшами» ударила артиллерия и минометы. Рядом с Кипоренко стоял начальник танковой армии генерал Геворкян. Он что-то говорил командующему, но слов его не было слышно и губы шевелились, как в немом кино.
Воздух безраздельно заполнил сплошной гул, свист и рев мин и снарядов. Окрасился в оранжево-багровые цвета серый полог тумана, на котором выплескиваются темные ветви раздробленной земли, разбрасываемые взрывами то тут, то там, по всему горизонту.
На наблюдательном пункте командующего армией царит напряженное ожидание. И хотя внешне этого никто не показывает, волнуются все: от командира до рядового бойца-связиста, до боли прижавшего к вспотевшему уху трубку телефона. Час двадцать минут бушевала огненная стихия на вражеских позициях, но вот с каждой последующей минутой в гул и грохот артиллерийского огня все настойчивее вплетаются пулеметная дробь, автоматные очереди. Это наша пехота готовится к броску в атаку, прижимая своим огнем к земле уцелевших солдат врага.
Снова ударили залпы «катюш», как заключительный аккорд огневой симфонии. И сразу все стихло. Насколько видно было впереди — белая полоса нейтральной земли между нашими позициями и вражескими покрылась темными, согнутыми фигурками поднявшихся на штурм бойцов.
Туман стал постепенно рассеиваться. Кипоренко прильнул к холодным наглазникам стереотрубы. Он увидел бойцов, выскакивающих из траншей и укрытий, бегущих вслед за темными коробками танков. «Ну, пошла матушка пехота», — вздохнул он облегченно, радуясь, что все началось так, как было задумано.
Это были солдаты из дивизии полковника Андросова. Они как бы открывали «ворота» танками его армии для прорыва в центре. Справа наступала еще одна гвардейская дивизия, слева — другая стрелковая дивизия. Но их боевые порядки Кипоренко уже не мог видеть, ибо фронт наступления армии растянулся на десятки километров. И то, что эти дивизии были скрыты, беспокоило его. Он знал, что оборона противника построена по принципу отдельных опорных пунктов, связанных между собой траншеями. Что ни высота, деревня, — мощное укрепление. Овраги, балки, лощины заминированы, опоясаны несколькими рядами колючей проволоки. Да и противник после того, как прийдет в себя, начнет сопротивляться, подбрасывать войска из глубины обороны, куда еще не достала наша артиллерия. А свежие резервы непременно будут брошены врагом в контратаки. То, что так быстро, волна за волной, пошли в атаку войска полковника Андросова, еще не означало, что и дальше все пойдет так же гладко.
Размышления Кипоренко прервал подошедший начальник оперативного отдела.
— Слышите, товарищ генерал? — сказал он, показывая рукой вправо.
С участка дивизии справа доносился лающий голос немецких шестиствольных минометов. Там же участилась трескотня пулеметов и автоматов. Да, там заметно ожили вражеские огневые точки. Но где они? Кто мог сейчас ответить на этот мучающий каждого стоящего здесь вопрос?
— Давай вызывай к телефону комдива сорок седьмой.
— Что у тебя происходит, Рыжаков?