Рождение сверхновой
Шрифт:
— А за тройную?
— Наверное, нет, — размышляет над неожиданным предложением сангса, — а вот за пару миллионов долларов продала бы. Потом купила бы новый за пол-миллиона и снова оттюнинговала бы. Неплохая бизнес-сделка.
— Где ты всему этому научилась? — в глазах «ЧжуВон» разгорается интерес. Не бывает таких девушек!
— Детство тяжёлое было, — и ехидно добавляет, — в отличие от некоторых.
— Мнение обывателей о счастливом детстве чеболей сильно преувеличено, — замечает парень, — приходится учиться намного больше, чем остальным.
Он замолкает на мгновенье и вдруг спрашивает:
— Комман т’апель-тю? (как тебя зовут? Фр.)
— Пур туа, же сви мадемуазель сангса (для тебя, я — госпожа сангса. Фр.), — холодно отвечает девушка, уткнувшись в планшет. У парня отвисает челюсть.
— И сколько языков ты знаешь? — осторожно спрашивает он.
— Ты до стольки даже считать не умеешь! — обрубает его наглая девица.
На ночь она запирает его в отдельной комнате с зарешечённым окном. У дверей дежурит морпех. А утром гость удирает.
Район дислокации 2-ой дивизии морской пехоты
7 мая (минус 5 дней), время 15:10.
Как хорошо, что окружающие не знают русского языка! Могу материться долго, со вкусом и безнаказанно. Был в детстве у Юркина сосед по дому, жуткий матерщинник. Как-то юный Юркин спросил, почему же дядя Коля постоянно так жутко ругается.
— Хоть раз в жизни побываешь на стройке, узнаешь, — туманно ответил дядя Коля. На стройках дядя Коля провёл столько лет, сколько Юна до сих пор не прожила.
Или на киносъёмках, — добавляю от себя. Мне надо, чтобы танки шли в косую по отношению к точке съёмки линию. Не обгоняли друг друга и не отставали. Подпрыгивать на пригорках должны в строго определённые моменты. Эти пригорки хорошо бы насыпать в такой же ряд, но это уже чересчур. Это я понимаю. Приходится чем-то жертвовать. Например, ровностью линии. А и пусть! Идеальная линия выглядит не естественно.
Потом несколько часов гоняли солдат, повторяя десантную высадку, разворачивание в цепь и выход на обозначенный рубеж. Под конец капитан, командующий вертолётами и вообще десантной группой, в общении со мной становится чересчур вежлив и улыбаться перестаёт.
Напоследок терзаю отделение за отделением солдат, которых снимаю крупным планом. Объясняю:
— Парни, лица должны быть злыми и решительными. Впереди враг, впереди бой… чего вы всё время улыбаетесь?! — я выхожу из себя. Это моё присутствие на них действует. Всё им нипочём, сияют такие радостные.
Ничего, сейчас вам будет Ватерлоо. Инструктирую операторов, их у меня двое, отхожу подальше. Поехали ещё раз! Потом ещё! Ещё! В какой-то момент парни улыбаться перестают. Во! Вот это мне и надо! Злые и напряжённые лица! Есть контакт!
Звонит телефон.
— Аньён, Юна.
— Аньён, Чжу.
— Меня сегодня демобилизовали.
— Хорошо, — новость замечательная, но радоваться сил нет, — а то надоело тебя каждый раз отпрашивать. Вечером ужин праздничный сделаем.
— Сегодня нет. Сейчас с парнями в ресторан, а потом домой. Хальмони ждёт.
— Тебе же от дома отказали!
— Отца дома нет, так что негласно можно. Завтра приеду. К обеду… наверное.
— Ладно. Позвонить не забудь, — мой тон мирный, хотя внутри всё кипит. Из армии он не к любимой жене рвётся, а куда-то на сторону. Сволочь! Хорошо же, моя месть будет страшной. Для него страшной, и сладкой для меня.
— Сворачиваемся! — ору на киногруппу, даю отмашку офицеру, — Все свободны!
Особняк семьи Ким
7 мая (минус 5 дней), время 20:20.
В гостиную вваливается слегка пьяный и весёлый ЧжуВон. Пока ещё в военной форме. Его уже ждут всей семьёй кроме отца.
— Опаздываешь, внучек, — пытается быть строгой МуРан. Всю строгость смывает, когда внук обнимает её, потом всех остальных. СанРи и ХанЫль тоже приехали.
— Сынок! — вскрикивает ИнХе, повисая на сыне.
ЧжуВона усаживают за стол. И радость понемногу затихает, а затем сменяется озабоченностью. Все рады его видеть, и все не могут избавиться от мысли, что любимый внук, брат и сын — изгой в собственной семье.
ЧжуВона это не заботит. Когда обходил семью с приветствиями, успел шепнуть на ухо брату «Есть дело». Теперь радует домашних рассказами об успехах, достигнутыми на службе.
— Моя рота стала лучшей в дивизии. По основным показателям, — о роли Юны умалчивает, ни к чему расстраивать маму.
— О, сынок! — на глазах ИнХе блестят слёзы умиления.
— Молодец, внук, — одобряет хальмони.
ХёБин с улыбкой наливает всем вино, мужчинам коньяк. Шум нарастает, но невидимой тёмной аурой над общим весельем витает образ Юны. Первым уходит из-за стола дед, потом хальмони, взяв с внука обещание не уезжать из дома утром. Когда застолье покидает ИнХе, ХёБин отдаёт распоряжение служанкам принести чаю.
— Ну, что братец, поговорим серьёзно?
— Говори, нуна, — соглашается ЧжуВон.
— Как тебе семейная жизнь?
— Холь! Вери гуд! Трэ бьен! Полное вау! — выплёскивает ведро позитива ЧжуВон. СанРи переглядывается с женой.
— Стоило оно двух миллиардов?
— Юна удивительная девушка. Она в одно мгновенье превратила меня из миллиардера в миллионера, а теперь собирается снова сделать меня миллиардером. Думаю, у нас получится, — ЧжуВон делает неопределённое, но явно подтверждающее его слова, сложное движение рукой, — Не знаю, нуна, стоило или не стоило, но не жалею.