Рождение Темного Меча

Уэйс Маргарет

Сарьон сглотнул.

— Какой сигнал? — хрипло повторил он.

— Вы поймете, — заверил его Симкин. Он взял каталиста за руку и повел к королеве эльфов.

— Еще вина, любовь моя?

— Н-нет, спасибо, — пролепетал, запинаясь, Сарьон и попытался накрыть свой золотой кубок ладонью. Но было поздно. Элспет что-то произнесла, и кубок до краев наполнился сладкой кроваво-красной жидкостью. Сарьон скривился, убрал руку и тайком вытер ладонь об рясу.

— Еще меда?

На золотой тарелке появились медовые

соты.

— Нет, я...

— Еще фруктов? Мяса? Хлеба?

В мгновение ока тарелка заполнилась разнообразными лакомствами. Их аромат смешался с другими запахами: дымом факелов, парком, поднимающимся над блюдами с жареным мясом, и совсем близким ароматом самой Элспет — темным, пряным, пьянящим сильнее вина.

— Ты же ничего не ешь! — воскликнула королева и придвинулась так близко, что Сарьон почувствовал прикосновение ее волос к своей щеке.

— Я... я вправду не голоден, — слабо пробормотал Сарьон.

— Я так и думала, что ты будешь робеть, — сказала Элспет. Губы ее изогнулись в улыбке, а глаза приглашали Сарьона придвинуться еще ближе. — А что, ты вправду никогда еще не возлежал с женщиной?

Сарьон сделался краснее вина и сердито посмотрел на сидящего рядом Симкина.

— Старина, но мне же нужно было хоть что-то им сказать, — уголком губ пробормотал Симкин, приникнув к кубку. — Они просто не могли понять, отчего ты так странно себя повел, когда их королева объявила насчет твоего избрания и всего такого прочего. Ну, этих твоих воплей и махания руками. Тебе еще повезло, что они просто засунули тебя в маленькую комнатку, чтобы ты там охолонул. Как только я объяснил...

— Ну что ты занимаешься этим дурнем? Лучше обрати внимание на меня, любовь моя, — негромко произнесла Элспет, ухватила Сарьона за руку и притянула к себе. Она вела себя шаловливо, говорила мягко и страстно, но от ее слов Сарьона пробирал озноб. — Я буду хорошо с тобою обращаться, хороший мой, но только не забывай: ты — мой! И хочу — и требую, — чтобы ты занимался только мной! Постоянно, днем и ночью, каждое мгновение ты должен думать только обо мне, и ни о ком больше. Каждое твое слово должно быть обращено ко мне.

Элспет потерлась о его щеку своей, нежной, словно лепесток.

— А теперь, хороший мой, поскольку ты не ешь, а отправляться на свадебное ложе еще рано...

— А когда... когда не рано? — вспыхнув, спросил Сарьон.

— Когда взойдет луна, — объяснил Симкин, удовлетворенно наблюдавший за тем, как прибывает вино в его кубке.

Элспет гневно взглянула на него, но в этот момент с другой стороны послышались громкие возгласы, и королева эльфов на мгновение отвлеклась. Воспользовавшись моментом, Сарьон ухватил Симкина за плечо.

— Когда взойдет луна! Осталось меньше часа!

— Да, — сказал Симкин, глядя в кубок с вином.

— Нам нужно выбраться отсюда! — яростно прошептал Сарьон.

— Скоро, — пробормотал Симкин.

Сарьон не посмел настаивать, поскольку ссора, или удачная шутка, или что там вызвало этот

всплеск шума, уже стихла. Он пытался держать себя в руках, но ему отчаянно хотелось закричать и вскочить на стол. Сарьон решил, что в таких условиях глоток вина может пойти ему на пользу.

Он поднес кубок к губам, стараясь, чтобы рука не дрожала, и посмотрел на него затуманенным взглядом. Сарьону случалось бывать на придворных пирушках. Он даже бывал на пирушках, которые при дворе считались буйными и разгульными — например, в День Дураков, когда все приличия пускались на ветер. Но когда Сарьон глядел на творящееся сейчас перед ним, чувства его приходили в такое смятение, что каталист даже не мог до конца постичь это безумие; он воспринимал лишь мельтешение красок, взрывы шума и вспышки света.

Вокруг происходило все, что только можно было себе вообразить: кто-то дрался прямо посреди стола, кто-то бесстыдно занимался любовью на кушетке. В проходах между столами плясали медведи, циркачи жонглировали пылающими факелами, дети распевали непристойные песенки, еда плюхалась на пол, а брызги летели на стены и потолок. Сарьон смотрел в одну сторону — и приходил в ужас, смотрел в другую — и смущался, смотрел в третью — и его начинало мутить.

— Ты думаешь обо мне? — прошептал мелодичный голос прямо на ухо Сарьону.

Каталист вздрогнул.

— Конечно! — поспешно отозвался он, поворачиваясь к Элепет. Королева улыбнулась и нежно погладила Сарьона по руке. Каталист посмотрел на нее и кое-что заметил. Какой бы хаос ни царил вокруг, Элепет была средоточием покоя, прибежищем. Сарьон почувствовал, что тянется к ней, чтобы избежать безумия.

— А теперь, — сказала королева, капризно надув губки, — расскажи мне, почему ты никогда не был с женщиной. Тебе же нравится мое прикосновение, я вижу, — добавила она, почувствовав, как мышцы Сарьона невольно напряглись.

— Это... среди... моего народа это... не принято, — пробормотал Сарьон, облизнул пересохшие губы и, высвободившись из рук королевы, потянулся за вином. — Такое спаривание... оно для животных, а не для цивилизованных людей... мужчин и женщин.

— Я что-то об этом слыхала, — сказала Элспет. В ее серебряных глазах искрились смех и изумление. — Но я раньше в это не верила.

Королева пожала плечами; ее грудь, украшенная лилиями, слегка приподнималась и опускалась от дыхания.

— Ну а как же тогда у вас появляются дети?

— Когда людям стала ведома воля Олмина по этому вопросу, — слегка дрожащим голосом произнес Сарьон, — нам, каталистам, и Телдарам, шаманам, искушенным в подобной медицине, были даны нужные знания. В конце концов, дар жизни — священный дар, и его следует передавать в самом... самом благоговейном состоянии духа.

— Воистину пркр... пркр.. пркрасная речь! — пробормотал Симкин, снова заставляя свой кубок наполниться. — Ты станешь чудесным отцом. Таким же, как мой папа!

И, уронив голову на руку Сарьону, Симкин разрыдался.