Рожденная для славы
Шрифт:
— Возможно. Но я чувствую, что вам не терпится занять мое место. Учтите, сестра, оно никогда вам не достанется. Вскоре я выйду замуж за великого принца, и следующим королем Англии будет наш с ним сын. Вам в этой стране делать нечего. Вот почему я хочу выдать вас замуж за Филибера Савойского, принца Пьемонта. Он согласен на этот брак. Надеюсь, ваша семейная жизнь сложится счастливо.
Я похолодела. Уехать из Англии, отправиться в какой-то Пьемонт! Это означало навсегда расстаться с надеждой на корону. Нет, никогда я на это не соглашусь! Лучше уж остаться здесь, где моей жизни угрожает
— Вижу, вы не слишком обрадованы, — заметила королева. — По-моему, вы просто не понимаете, как вам повезло. Филибер — настоящий монарх. Конечно, вы тоже носите титул принцессы, но вы ведь незаконнорожденная. Раз Парламент признал брак отца с моей матерью законным, стало быть, вы считаетесь бастардом.
Я с трудом сдержалась, чтобы не напомнить ей, как совсем недавно бастардами считались мы обе.
— Ваше величество, — сказала я, осторожно подбирая слова, — я не намерена выходить замуж.
— Не говорите глупостей, — резко оборвала меня Мэри.
— Но это правда, ваше величество. Мысль о замужестве приводит меня в ужас. Не забывайте, что я родилась в Палате Непорочных Дев, под созвездием Девы. Поверьте, ваше величество, я не создана для замужества… Что угодно, только не это.
— Однако вы упрямы! Я не могу выдать вас замуж насильно, но учтите, что вам придется выбирать: тюрьма или замужество.
Я молчала, борясь со своими чувствами. На самом деле у меня не было выбора — я знала, что, покинув Англию, утрачу надежду на корону.
Очень медленно я произнесла:
— Что ж, значит, мне суждено быть узницей, которая даже не ведает, в чем состоит ее вина.
Королева нетерпеливо взмахнула рукой, давая понять, что аудиенция закончена. Она-то надеялась, что ей удастся сплавить меня из страны, тем самым устранив опасность и облегчив свою совесть.
Но Мэри меня недооценила.
Я узнала, что мне предстоит жить в Вудстоке на попечении все того же сэра Генри Бедингфельда. Взять туда с собой свою свиту не разрешили. Я распрощалась с приближенными, горько плача.
— Молитесь за меня, — сказала я, — ибо жить мне осталось недолго.
Мои дамы очень хорошо знали, что происходит, когда особу королевской крови отправляют в отдаленный замок. Поскольку я представляла собой явную угрозу королеве, сомнений по поводу моей участи не было.
Я уверилась в том, что меня ожидает неминуемая гибель, и уже смирилась с судьбой. Оказывается, я ошибалась, когда считала, что мне суждено стать королевой. Ранняя смерть — вот мой удел.
Приближенные рыдали в голос, некоторые пришли в такое отчаяние, что не смогли меня обслуживать. Я нежно утешала их, преданность этих людей согревала душу.
Один из камердинеров, Мэрри, отправился прямиком к лорду Тейму, весьма влиятельному придворному, и спросил, когда меня собираются убить — прямо сейчас, в
Лорд Тейм пришел в неописуемое негодование и воскликнул:
— Мэрри, как вам такое могло прийти в голову! Да если бы против ее высочества замыслили что-то подобное, я и мои люди защищали бы принцессу до последней капли крови.
Мэрри передал мне слова лорда Тейма и добавил:
— Уверен, ваше высочество, что он сказал правду. Вокруг нас немало хороших людей. Если дойдет до беды, защищать вас будут не только ваши слуги, но и эти честные джентльмены.
Когда живешь в постоянном страхе смерти, такие слова проливаются на душу благословенным бальзамом.
На следующий день я отправилась в Вудсток. Крестьяне встречали меня так приветливо, что настроение мое улучшилось. Я была растрогана тем, как эти простые люди бегут за кортежем и кричат: «Боже, благослови принцессу!»
Зато Бедингфельду все это весьма не нравилось. Он считал, и нисколечко не ошибался, — что приветствия в мой адрес были равнозначны проклятиям в адрес королевы.
В одной деревне в мою честь даже зазвонили в колокол. Когда Бедингфельд спросил, из-за чего столько шуму, ему ответили: «Мы радуемся, что нашу принцессу наконец выпустили из Тауэра».
Бедингфельд разозлился не на шутку. Он кричал, что крестьяне разговаривают, как подлые изменники, они не имеют права так торжественно приветствовать ту, с которой еще не до конца снято обвинение.
Колокол замолчал. Местные жители перепугались, что их тоже обвинят в заговоре.
В поместье Рикот, что в графстве Оксфорд, мы остановились на отдых, воспользовавшись гостеприимством лорда Уильямса. Этот барон встретил меня с изъявлениями глубочайшей почтительности, а его супруга самолично распоряжалась на кухне, где слуги готовили праздничное пиршество. Мне были отведены лучшие комнаты в замке. Лорд Уильямс сказал, что для него великая честь — принимать под своим кровом принцессу Елизавету, дочь великого Гарри.
Я чувствовала себя не пленницей, а желанной гостьей. Лорд Уильямс усадил меня в пиршественном зале на почетное место, мне прислуживали, как королеве. Чтобы развлечь меня, хозяин устроил целое представление, и я веселилась от души. В конце концов несчастный Бедингфельд не выдержал и стал жаловаться, что встречать подобным образом пленницу королевы неприлично.
Лорд Уильямс остолбенел. Он сказал, что всего лишь хотел принять принцессу Елизавету настолько гостеприимно, насколько позволяет его скромный достаток. Конечно, особе королевской крови это жалкое угощение и незамысловатый спектакль должны казаться весьма непритязательными, но он сделал все, что было в его силах.
— Мой дорогой лорд, — нежно сказала я ему, одновременно бросив на Бедингфельда ненавидящий взгляд, — есть люди, которым доставляет удовольствие унижать меня. Вы же доставили мне своим гостеприимством несказанную радость.
Лорд Уильямс просиял, а Бедингфельд насупился. Я надеялась, что он не донесет на нашего хозяина в королевский Совет. Впрочем, подозревать Бедингфельда в подлости оснований не было. При всей моей неприязни к этому человеку, я видела, что он всегда поступает, следуя голосу совести.