Рожденная революцией

Нагорный Алексей Петрович

– Все, – кивнула она. – Иди. Но ударил его ты. Я чувствую, что ты. Ненавижу тебя, мелкого и трусливого гада! Уходи сейчас же. Слышишь?

– Слышу, – Витька повернулся. – Еще раз-другой все равно встретимся. А там, как в песне: «Проходит жизнь, как яркий сон».

Он ушел.

Спустя несколько часов к наземному вестибюлю станции «Ленинские горы» подъехало такси. Миронов вышел из машины, скрылся в дверях метро. Пашутин уже ждал около разменных автоматов и читал газеты. Они вместе ступили на эскалатор. Время было позднее, пассажиры торопливо

сбегали вниз – скоро должен был уйти последний поезд.

– Они готовятся, – Пашутин сошел на ступеньку вниз и повернулся лицом к Миронову.

– Это хорошо, что вы сказали они…

– Почему? – удивился Пашутнн.

– Отделяете себя от них. Это хорошо. Подробности?

– Будут брать платину, – внушительно сказал Пашутин. – План такой: завтра всю платину – сто кило порошка – отправляют соседям на смежное предприятие. Повезет Бородаев. И не довезет до места.

– Ясно. Кому они собираются сбыть эту платину?

– Не выяснил, – Пашутин виновато раззел руками. – Скрывают. Осторожны очень.

– Вы уверены, что платина – конечная цель? – Миронов внимательно посмотрел на Пашутина.

– Уверен, – вздохнул Пашутин. – Платина.

– А золото? – осторожно спросил Миронов. – Честно сказать, логики нет: возились с Володиным, готовились, а теперь в сторону. Пятьдесят килограммов золота – не шутка.

– Все просто, – Пашутин смотрел Миронову прямо в глаза. – У Бородаева ничего не вышло с Витькой в том смысле, что Витька с Зинкой окончательно расплевались, и, сколько Борода их ни мирил – голяк. Раньше ведь как рассчитывали? Витька Зинку обработает, она все и сделает. Не вышло.

– Значит, Володина побоку?

– Выходит, так.

…За зеркальными стеклами галереи переливались мириады вечерних огней. Вот они скрылись за кронами Нескучного, стало темнее.

– Спасибо, поезжайте домой, – отпустил Пашутина Миронов. – Если что – звоните.

– Есть.

Пашутин обладал определенным контрмилицейским опытом. Он понимал, что за ним могут следить. Знал, что любой его разговор могут прослушать и записать на пленку. Он был предельно осторожен. Но в том-то и дело, что никакой, даже самый изощренный преступник не в состоянии всего увидеть и обо всем узнать, даже если он осведомлен о возможности милиции, готов к встрече с ней.

Под грохот колес Пашутин задремал и не заметил, что еще с перрона его «ведут» сотрудники специальной службы уголовного розыска. Кстати, они вели его с того самого дня, как он предложил свою помощь Миронову. Вели не потому, что Николай Федорович и его сотрудники всем не верили. Просто слишком большая ставка была на кону, чтобы можно было вот так, запросто, довериться первому встречному. И Пашутина проверяли. Однако эта проверка ничего компрометирующего не дала…

Вот и на этот раз Николай Федорович выслушал доклад старшего бригады, положил трубку и сказал Миронову:

– Лег спать твой Пашутин. Агнец, да и только. – Николай Федорович в упор посмотрел на Миронова: – Ты ему веришь?

– Я верю фактам. Какие у нас основания ставить

Пашутина под сомнение?

– Давайте подумаем все вместе. – Николай Федорович обвел глазами своих помощников. – Давайте взвесим все «за» и «против». Высказывайтесь, капитан. – Он взглянул на внука.

– Пашутин – инициативник, предложил свои услуги сам, – сказал Генка. – Считаю, что это в порядке вещей. Человеку обрыдло преступное прошлое, преступное настоящее, и он искренне хочет подвести черту. Объективная проверка его не скомпрометировала. Давайте будем верить фактам. Я считаю, что товарищ Миронов прав.

– И я считаю, что прав, – поддержал Смирнов. – Раз не доказано обратное.

– Допустим. – Николай Федорович прошелся по кабинету. – Значит, от золота они отказались? Будут брать только платину?

– Факт! – широко улыбнулся Генка.

– Почему факт? – остановился Николай Федорович.

– Вспомните, как они подставили нам Лабковского. – Генка начал горячиться. – Зачем? Чтобы мы слушали этого Лабковского и верили каждому его слову! Например, они продемонстрировали Лабковскому ссору Володина и Ананьевой! И мы должны в эту ссору верить! На самом-то деле весь их расчет строился именно на интимных отношениях Ананьевой и Володина, на их любви! А это все лопнуло!

– Допустим, – снова сказал Николай Федорович. – Значит, они хотели, чтобы мы верили Лабковскому. Хотели с помощью ничего не подозревающего Лабковского отвлечь нас от своей основной операции. А от какой? От золота или от платины?

– Трудный вопрос, – неуверенно произнес Генка. – Но мы договорились верить Пашутину. Выходит, от платины.

– Есть еще один вопрос. – Николай Федорович усмехнулся. – Что такое ссора Зины и Вити? Зачем нам об этой ссоре знать? И какую точную цель преследовали бандиты, извещая нас об этой ссоре?

– А знаете что? – встрепенулся Смирнов. – По-моему, я цель понял. Они как хотели? Чтобы мы вначале поверили Лабковскому, начали активно разрабатывать версию «Ананьева – Володин», потом поняли, что это пустой номер, и нас просто-напросто хотят отвлечь от основной операции. Тогда, по их расчетам, мы плюнем на Володина и Ананьеву и начнем искать настоящую проблему. Тут-то и появится Пашутин со своей версией чистой платины. И мы на эту версию клюнем. А на самом деле…

– Они возьмут золото? – насмешливо перебил Миронов. – А как? Зина им ничего не даст. А и даст – его не вынести с завода. Охрана удвоена…

– Подождите, – остановил его Николай Федорович. – Смирнов дело говорит. Мы сможем поставить наших людей рядом с кладовой?

– Нет, – сказал Миронов. – В этом коридоре одна дверь – в кладовую. А в кладовой – только шесть метров площади, сейф в стене и столик Ананьевой. Никого не спрячешь.

– Понятно, – Николай Федорович задумался. – Тогда есть только один выход, чтобы не рисковать. Нужно уже сейчас, сегодня, обмануть преступников. Это я возьму на себя. До завтра.

Домой Николай Федорович пришел вместе с Генкой поздно. Нина накрыла стол.