Рожденные лихорадкой
Шрифт:
– Когда ты успел стать таким мудрым? – спросила она. – С тобой ведь никогда ничего не случалось. Пока не пали стены, твоя жизнь была сплошной сказкой, – она не хотела, чтобы ее слова прозвучали резко. Просто это было правдой, которая одновременно и восхищала, и сбивала с толку её, когда она была подростком. Они были так похожи, несмотря на то, что находились по разные стороны жизненной дороги. У нее было ужасное детство, а у него совершенно сказочное. И тем не менее они понимали друг друга без лишних слов.
– Это все мой чертовски
Она молча смотрела на воду. Не знала, что сказать. Он хотел, чтобы они были больше, чем друзьями. Сегодня он это четко продемонстрировал. Но она не была готова. Возможно, будет однажды. Ну а пока это было довольно... странно. И немного... мило. Это не новость, что именно рядом с Танцором, все эти годы назад, она себя чувствовала в наибольшей безопасности.
По мнению других, в ней были жесткость и непреклонность, которые не давали ей быть гибкой. А для того, чтобы заботиться о ком-то, прикасаться к нему, нужно быть податливым. Она никак не могла избавиться от того, что ей мешало. Ох, не с теми вещами ей пришлось расстаться.
Они считают ее бесстрашной. Если бы это было так. Существуют вещи, которых она боится.
Она считала, что день, когда она вернется в Дублин, станет самым лучшим в ее жизни.
А он стал одним из худших. Цена оказалась слишком высока.
Она отдернула свою руку и положила ее на своё колено.
Танцор встал.
– Что скажешь, если мы поработаем над своей собственной картой аномалий? Пусть Риодан катится ко всем чертям со своей информационной монополией.
Вот так запросто ее грусть отступила, и она превратилась в молодую и сильную женщину, которой и являлась, и перестала быть той, кого душили слезы, запертые глубоко внутри. Она прекрасно понимала, что Риодан прав, и что невозможно избежать проявления какой-то одной эмоции. И полностью отдавала себе отчет в том, что жизнь без боли равноценна жизни без радости.
Но если она даст этим слезам волю, то попросту утонет в них.
***
Джада спешила по аббатству с книгами подмышкой. Через два часа она должна быть в Честере. Она потратила целый день, чтобы упорядочить свои записи и отметить черные дыры в окрестностях Дублина. На обратном пути в аббатство, она оказалась возле воронкообразного облака, окружающего КиСБ, наблюдая за ним, она заставляла себя оставаться бесстрастной, здравомыслящей, словно стрела, летящая к цели. Ничего более.
У них есть список дел на Земле. Но у нее ещё есть и свой собственный, предназначенный для других мест.
Она хотела вернуться
Проникнуть сквозь воронкообразное облако было несложно. Она овладела этой магией на втором году в Зеркалье. Несколько точных заклинаний могут утихомирить практически любую фейрийскую бурю, освободив проход.
С того момента, как она вернулась в Дублин около месяца назад, она искала заклинание, заговор, тотем или любой другой способ обозначить Зеркало, что-то, что можно прикрепить на его сверкающей поверхности, что-то видимое с обеих сторон.
Но пока ее попытки были безрезультатными.
Идя по коридорам аббатства, она собирала последние новости у ши-видящих и отдавала приказы. Она спешила в свои комнаты, потому что соскучилась по теплу и раздражительности Шазама, ей хотелось побыть с ним наедине, пересмотреть и доработать свои планы.
А он сутулился под своим весом и пребывал в дурном расположении духа. Даже не поднял голову, когда она вошла.
– Я кое-что тебе принесла, – проговорила она, доставая промасленную упаковочную бумагу из своего рюкзака. Он приподнял голову потому что был невероятно любопытен.
И иногда и ненасытен.
Его усы подрагивали от предвкушения, и он отрыгнул.
– Ты что-то ел, пока меня не было? – спросила она.
– Сама как думаешь? Ты же мне ничего не оставила.
– Ну, вообще-то, тебе и есть-то необязательно.
– А тебе известно, что такое скука? Чем мне тут заниматься весь день? Застилать постель, из которой я никогда не выбираюсь, потому что ты никуда не разрешаешь мне выходить?
Она окинула комнату взглядом. В ней не осталось ни одной подушки.
Когда он снова отрыгнул, из его рта вылетело перышко.
– Судя по всему, на вкус они не очень.
– Понятие "не очень" становится весьма относительным, когда тебе не из чего выбирать, – кисло проговорил он.
– Скоро я выпущу тебя. Скоро ты снова станешь свободным.
– Ну да. А ещё, скоро разумные существа перестанут уничтожать друг друга и самих себя. Не бывать этому. Мы все умрем. Одинокие и несчастные. Мучаясь от боли. Уж такова жизнь. Люди дают обещания и не сдерживают их. Говорят, что будут заботиться о тебе, а потом о тебе забывают.
– Я не забыла о тебе. Я никогда не забываю о тебе.
Она бросила три сырых рыбешки на кровать, Шазам подпрыгнул вверх, прямо в воздух, дрожа от восхищения. Он вцепился в рыбу, как будто это была манна небесная, чавкая и посасывая он жадно поглотил каждый кусочек, и в итоге на одеяле остались одни лишь кости.