Рожденные лихорадкой
Шрифт:
При всей моей чертовой могущественности, я даже домой самостоятельно добраться не могу. И это меня бесит. Терпеть не могу о чем-либо просить Бэрронса.
– Вы не одна такая, мисс Лейн.
– Значит пора тебе принять меры, – раздраженно ответила я.
– И вот вы снова просите меня об услуге.
Я устроилась на двухместном диванчике, который притащила из его кабинета в заднюю часть разгромленного книжного магазина, и обернулась к нему. Какое-то мгновение я не могла его разглядеть. Он стоял неподвижно, прекрасный, притаившийся в тени. Практически
– Ладно. Сдаюсь. Что я делаю не так?
– На данный момент? Не трахаетесь со мной.
Схватив мои волосы в кулак, он оттянул мою голову назад, выгибая шею под неестественным углом, накрывая губами мои, проникая глубоко внутрь языком. Поцелуй был таким неистовым, грубым и возбуждающим, что мой мозг отключился, и дневник упал, позабытый.
Задыхаюсь от этого мужчины. Задыхаюсь без него.
– Где ты чувствуешь себя наиболее свободно, – прошептал он у моих губ.
Я прикусила его губу.
– С тобой.
– Неправильный ответ. Знаешь, почему ты так здорово трахаешься?
Я прям расцвела. Иерихон Бэрронс считает, что я "здорово трахаюсь".
– Потому что много практиковалась?
– Потому что ты трахаешься так, будто сходишь с ума и можешь прийти в себя, лишь оказавшись на самом краю разврата. И не срезая дорогу, а прокладывая самый длинный, окольный путь. Ты выглядишь как красивая, нежная, хрупкая Барби. А трахаешься как монстр.
Подведем итог вышесказанному.
– С какой целью ты мне это говоришь?
– Не бойся монстра. Она знает, что делает.
– Почему ты все еще разговариваешь?
– Потому что мой член не у тебя во рту.
– Это поправимо, – я сползла с дивана и оказалась на нем, с силой прижав его к полу, а он, падая, лишь смеялся. О господи, как же я люблю этот звук!
Когда мы оба оказались на полу, я расстегнула его ширинку, мои руки шарили по его разгоряченной коже, рот обхватил его член. И ничто в целом мире не способно было отвлечь меня, побеспокоить, потому что я трахалась с Иерихоном Бэрронсом, и как всегда, пока это длилось, я была целостной, идеальной и свободной.
***
Позже он сказал:
– Вы отождествляете свою внутреннюю Синсар Дабх с настоящей.
– И? – вяло ответила я. Судя по всему, секс с Бэрронсом был универсальным лекарством ото всего, включая туго натянутые из-за ломки нервы. Целый день я украдкой бросала взгляды на свой холодильник, в котором стояли драгоценные баночки из-под детского питания, наполненные Темным мясом. Стискивая челюсти и сжимая кулаки, я отказывалась подойти к ним. Но вкус Бэрронса у меня во рту избавил меня от мысли, что там могло оказаться что-либо, кроме него.
– Неизвестно, открыта она или закрыта. Перестаньте думать о ней как о чем-то определенном.
– Ты имеешь ввиду, что она неотъемлемая часть меня, а моя нравственность – всего лишь обложка? И мне стоит перестать беспокоиться о Книге и начать переживать за себя. С чем я могу смириться. А без чего прожить не смогу.
Он подпер голову рукой, мышцы натянулись и перекатывались под кожей,
Я притронулась пальцами к его губам. Обожаю рот этого мужчины и то, что он делает со мной, но еще больше я люблю те редкие моменты, когда он улыбается или смеется. В приглушенном свете тёмные, резкие черты его лица кажутся высеченными из камня. Бэрронс вовсе не красавчик в классическом понимании. Он будоражит, ведь он чувственный. Первобытный. Запретный. Большой и могущественный. От него веет примитивным голодом. Его темные, древние, проницательные как у хищника глаза, врезаются в тебя как острые лезвия. Он и двигается как зверь, даже когда он в человеческом обличье. При одном взгляде на него у женщины все переворачивается внутри, и она бежит что есть духу.
Определяющим оказывается направление, которое она изберет: то ли побежит прочь, то ли к нему навстречу – все зависит от степени ее честности с самой собой, ее жажды жизни и готовности заплатить любую цену за то, чтобы почувствовать себя такой чертовски живой.
– Что? Почему ты улыбаешься? – спросила я.
Он укусил меня за палец.
– Перестаньте нарываться на комплименты. Я и так уже достаточно сказал.
– Комплиментов много не бывает. Тем более от тебя. Думаешь, я использовала ее? Как ты считаешь, это я воскресила Алину из мертвых?
– Я считаю, ни один из этих вопросов не имеет значения. Вы живы. Не сумасшедшая и не психически больная. Жизнь продолжается, всё само-собой раскрывается. Наберитесь терпения.
Я запустила пальцы в его густые темные волосы.
– Мне нравится, как ты помогаешь мне стать проще.
– Вам это необходимо. И это, мисс Лейн, та ещё работёнка.
– Ну, так я подкину тебе работёнки. Прямо сейчас я хочу, – я потянулась вперед и прошептала ему на ухо. – Именно так. Вот так и так. Хочу, чтобы ты не останавливался, пока я не начну тебя об этом умолять. Но и тогда не останавливайся. Заставь меня продержаться чуть дольше, – я жаждала стать безответственной и необузданной.
– Черт возьми, женщина, вот ты снова просишь меня, – он встал и перебросил меня через плечо (одна его рука при этом ревниво устроилась на моей голой заднице), и понес меня туда, куда мы периодически приходим, когда в моей и без того шальной голове появляется очередная шальная мыслишка.
– Жизнь жёсткая штука, Бэрронс.
– Сейчас я покажу тебе, что такое жестко.
В этом-то я как раз и не сомневалась. И покажет всеми возможными способами.
Чертовски здорово быть живой.
***
Гораздо позже голосом хриплым от... Ладно, не будем вдаваться в подробности, просто хриплым голосом я сказала ему, будучи практически уверенной, что он не услышит меня, поскольку совершенно определенно находился в состоянии медитации:
– Мне следовало пойти за ней.
– За Дэни, – прошептал он.
Черт возьми, ну и ладно. Он все-таки услышал.
– Как всегда.
– Да, за Дэни, – ответила я.
– Оцените расклад. Вы знали, что она не перестанет убегать.