Рождённые на заказ
Шрифт:
Переместившись к обиталищу зелейника, я ожидал найти пещеру со складом дыхательных баллонов и очень удивился, обнаружив за городскими развалинами, не хило оборудованное, подземное убежище.
Следы принадлежали трём, четырём людям. Кто-то нашел и оберегал подземный источник, вода — главное условие обустройства жилого бункера.
У гладкой стены, рядом с бронированной дверью я озадаченно уставился на деревянный столб с вывеской из свеженькой сосновой доски. Подобный предмет деревянного зодчества сам по себе невидаль в серой пустыне, коей стала некогда голубая поверхность планеты, однако меня заинтересовала не доска, а слова, коряво вырезанные на ней кириллицей: «Гомосекам и технократам вход воспрещён!» Они образовывали не то требование хозяев, не то их кредо. А меня обнадёживали и, в предвкушении знакомства с неординарной личностью, сделавшей надпись, я надавил на кнопку коммутатора.
То, что юный хозяин таблички оказался клоном с запущенной стадией рака, я понял с первого взгляда: восковый оттенок бледного лица подчеркивался тёмными кругами под глазами, с блеском любопытства, взирающими из-под длинной чёлки, переходящей в кудрявые патлы ниже плеч. Нездоровая худоба делала его длинноногим, не складным подростком. Отшельник сказал, что ему семнадцать, но на вид я бы дал не больше пятнадцати. Как он попал к дозорным?
– Загадка не только на логику.
– Андрюшеку нужно к вашим медикам.
– Андрюшеку?
– Всё правильно. Имя мальчика - Неопалимый Ятрышник, а я его по старинке называю. Андрюшек мне больше нравиться.
«Ещё бы! Да, что б вам... взрослым из семейства Неопалимого Ятрышника пусто было!» - это хуже, чем анекдот, когда был у японского ёжика Йо сын —Бище. Кто? Кто у Йо? Бище?
– А что ко времени твоего рождения уже всех достойных представителей флоры и фауны разобрали?
– Мама…вроде как сама выбрала, - выпалил болезный и сник. Мальчик явно переживал из-за расставания с семьёй, а не из-за невезухи с именем.
«Мама? Выходит семья традиционная. Его родителям мозг не модифицировали», - я подумал, что люди, профилированные на благо науки, не назвали бы ребёнка растением, которое на древнем языке означало не больше, чем сходство формы клубней с мужскими яичками. В сочетании с фамилией - Неопалимый, это казалось просто верхом пост-апокалипсического абсурда.
Несмотря на болезненную бледность и худобу, как только Андрюшек понял, что Илим принимает меня за хорошего знакомого, взялся за привычные дела: метнулся за чаем, накрыл на стол, задал кучу вопросов о политике и обо мне самом. Мы пили дивий чай и слушали нескончаемые истории из маленькой жизни Андрюшека. Он говорил толково и о многом: виртуальных фишках, известных политиках, классической и современной литературе и, ловко избегая прямых ответов на мои вопросы, не дал и намёка на обстоятельства, приведшие его сюда.
Дядька Илим, как называл дивьего знахаря подопечный, так и не сказал мне, почему в Яви полгода чаи гонял с клоном моего любимого поэта. Он, с интересом кошака, завидевшего мышь, не отрывал взгляда от манипуляций подопечного с компьютером. Готов был нос засунуть следом, когда юный «Пушкин» досадуя на отсутствие личного дангвея, взял с полки дешевую модель оргпода, надел его на руку и стал нетерпеливо постукивать обвитыми тончайшей тканью проводов пальцами по поверхности деревянного стола, в ожидании пока процессор, «нагретый» телом, запустит файлы с его стихами.
– Мне вот это не плохим кажется, - он принялся декламировать длиннющую поэму «О счастливом идиоте», в конце доказывающую, что счастье – есть синоним прочного идиотизма. Я спокойно наблюдал как проекции текстов сменяются одна за одной, слушал негромкий голос, воодушевлённый искренним вниманием, слегка осипший от волнения, и удивлялся всё больше. Стихи отрока (более позднее слово в данной ситуации подходило хуже) били в самую цель, словно кто-то не просто держал его в курсе событий, а научил вникать в суть происходящего:
Так что же было там положено Юпитеру
На первозданных, олимпийских небесах?
Не хитро, просто, но предусмотрительно
Да всё, что он себе позволил сам.
Карать дугою миллионовольтовой,
Иметь богинь и скромных дев земных,
Дарить бессмертие элитарным скольким – то
И отнимать дыханье у иных.
Эпоха минула – языческие бредни
Не сгинули и всюду начеку;
Они опять явились к нам намедни
И стало всё позволено быку.
И красть у нас, и вывозить в Европу,
И лгать, и клясть, что завтра – благодать,
И конституцию задвинуть пиплу в попу,
И быковать, и быковать, и быковать.
Опохмелитесь, люди, посмотрите –
События растут как снежный ком;
У нас – что ни правитель – то Юпитер,
Ещё вчера родившийся быком.
(Примечание 1: стихотворение размещено с согласия автора)
Очевидно, что парнишка ни с одной «скромной» земной девой не был, а то написал бы подробней, а в остальном... претензии Европы, крах общества, нагромождения лжи... Как парнишка это понял?! Странным казалось всё.
– Откуда слово такое взял «опохмелитесь»? – я не мог поверить, что это его стихи.
– Сам удивляюсь. Андрюшек, а разве сейчас опохмеляются?
Мальчишка пожал плечами, а Илим пришел к заключению:
– Точно говорю, он и про медовуху-то слухом не слыхивал.
– Я когда думать начал, - признался Андрюшек, поборов налёт смущения, - слова сами всплывали. Записал, потом в памяти оргпода ксивонгил, чтобы проверить, правильно ли подобрал.
– Раньше знаешь, «гуглить» говорили, - непроизвольно поправил я, отмечая, что рядом с его непосредственностью, хотелось быть хотя бы честным в ответ.
– Да? А почему?
– Поисковик «Google» назывался.
– А в истории развития Гоутонга о таком поисковике ни слова. Когда же это было?
– Давно, ты ещё не родился. – Ни к чему мне было упоминать, что четыреста лет назад язык Интернета был не китайский. – Значит, слова ты просто слышишь?
– Не слышу, скорее чувствую, знаю что - ли? Они в голове. Как зуд, только одно напишешь, новое свербит.
– И давно так с тобой? – спросил я сочувственно, он же опять нас удивил, воскликнув: