Рожденные перестройкой
Шрифт:
– Такси подано, - шучу я, провожая даму к трапу.
Когда она улетела в Туру, я, подхватив сумки, направляюсь к технарям. Через десять минут я уже знаю, что смогу попасть в Ессей на транспортнике, спецрейсом идущим туда через Туру из Северо-Енисейска. Северо-Енисейский отряд обслуживает, оказывается, все рейсы на Крайнем Севере Красноярского края, и технари, работающие в Type, также живут в Северо-Енисейске, но работают здесь вахтовым методом.
Когда Як улетел, я вместе с техниками забрался в их; комнату. Технарей в одном большом помещении разместилось пять человек. Все пространство занимают лишь койки да тумбочки. Есть крохотный кухонный уголок за шторкой,
– Только мы знаем Север!
– бьет себя в грудь рослый усатый техник по имени Андрей.
– Северо-Енисейский отряд - это вам не фуфло какое-нибудь! У нас знаешь какие пилоты? Асы! Хрен кто еще так летает!
– Андрей уже запьянел и слегка расплескивает содержимое стакана на пол. Его никто не перебивает. Все технари хотят, чтобы мне рассказали о лучших летунах России.
– И что?
– подначиваю его.
– А то! Вон в Байките недавно было, - продолжает Андрей с азартом, махом проглотив свою порцию водки и даже не закусив.
– С Красноярска подрядили транзитный борт доставить в Байкит апельсины. Спецрейс, как всегда. Наших бы загрузили, идиоты! В Байките ведь полоса-то всего восемьсот метров. Совсем короткая! Все бы ничего, так она одним концом в гору упирается, а другим в обрыв! Ну вот. А знаешь, какая там дымка была? Я тебе скажу! У этих транзитников никакого опыта в наших условиях! Ну они и сели! В гору ту! Потом весь поселок по взлетке апельсины собирал... Привезли, мать их!
– А как Геннадич-то на вертушке!
– подает голос кто-то из-за угла. Ты, Андрюха, про Геннадича расскажи!
– Наливай!
– командует Андрей, подставляя стакан. Ему тут же налили, и он продолжает: - Геннадич у нас такой пилотище! Это я тебе скажу! Раз морозы стояли за полтинник. А когда так градусами давит, кроме санрейсов, ничего в воздухе не тарахтит. Ну и ребята всю неделю самогон да бражку квасили от нечего делать. Годовую норму осадков перепили! И тут на тебе - вылет. На буровую, связку обсадных труб тащить. Разогрели машину. Винты херачат, снег дымом стоит, Геннадич совсем охреневший. А командир - он. В общем, вырубило его на минуту. Очнулся, говорил потом, за "рога" так и держится, с похмела не понял, что на земле еще стоит, думал - уже взлетел, и ну ее на курс сажать. Вот всеми винтами по взлетке и пробарабанил!
От громового хохота, кажется, вот-вот лопнут заиндевелые стекла. Я тоже выпил. Мне нравятся эти добродушные парни. Давно я не сидел в такой веселой и беззаботной компании.
– Сейчас, Антоныч, я тебе расскажу, - отсмеявшись, говорит мне пожилой технарь, сидящий рядом на кровати. Он быстро, в несколько движений открывает охотничьим ножом очередную банку тушенки. Передает нож приятелю.
– Андрюх, хлеба нарежь и достань у меня из тумбочки чеснока.
– Ага, щас, - кивнув, Андрей перебирается через кровать.
– Ты ему, Михалыч, про январь скажи, что тут было...
– Надо Ромку все-таки крикнуть, - вдруг вспоминает кто-то.
– Уже его нет, - отмахивается Михалыч.
– Готов подлец, - смеется он и поясняет мне: - Это кочегар наш. Бухает все, что горит, кроме дров и угля!
Мужики снова гогочут. На импровизированном столе, сотворенном из большой коробки из-под сигарет "Прима", высятся бутылки, стаканы, щедро нарезанные ломти черного хлеба, банки с тушенкой разных сортов, сардины в масле, лук, чеснок. Нормальная, даже, можно сказать, богатая закуска. Кто-то делает ножом строганину из мерзлого тайменя, кто-то посыпает ее смесью из соли и молотого перца.
– Угощайся, Антоныч!
– хлопает Михалыч дружески меня по спине. Главное, закусывай!
Глава третья
Я вылетел из Туры на Ессей уже к ночи. Экипаж дозаправлявшегося Ан-26 взял меня без проблем, как только я показал командиру пару пузырей водки да поддатые технари заявили хором, что я у них лучший друг в этих снегах.
Чтобы я не околел в холодном грузовом отсеке самолета, меня пригласили в пилотскую кабину. Здесь довольно тепло и как-то уютней.
– Тут херня лететь!
– кричит мне из своего закутка штурман.
– Ты вот сюда присядь, здесь удобней, - показывает он место рядом с собой.
Я все-таки поднакачался с технарями и стараюсь держать себя под контролем. Достаю бутылку водки, ставлю ее штурману на столик:
– Давай махни.
– Сергеич!
– орет штурман на всю кабину так, что командир и второй пилот тут же поворачивают головы, оглядываясь.
– По полета будете?!
– Они же за рулем, - смеюсь я.
– А здесь ни гаишников, ни светофоров!
– штурман комично разводит руками.
– Даже если окосеем, у нас автопилот есть, - ржет он и выходит за дверь кабины. Почти тут же возвращается со стаканами и двумя бутылками лимонада.
– У вас там холодильник, что ли?
– удивляюсь я.
– Да вроде того, - не снимая улыбки, суетится веселый штурман.
– Меня воще-то Гешой кличут, - протягивает он руку после того, как загромоздил свой столик стеклотарой.
– Антоныч, - представляюсь я.
– Торгануть хочешь с чукчами?
– интересуется Геша, ловко вскрывая водочную закатку и снимая ножом крышечки с лимонада.
– Хочу, но там ведь не чукчи, а эвенки?
– говорю, помня об этом по рассказу студента.
– И даже не эвенки, - подхохатывает штурман, - а какие-то якуты. Поселок огромный по местным меркам - дворов триста. А всего лишь четыре фамилии. Эспеки, Чардоу и... Забыл!
– машет Геша рукой.
– Да и хрен с ними, какая нам разница? Ты видел у нас в грузовом, что мы возим?
– Бочки вроде какие-то.
– Не какие-то, а золотые!
– поднимает Геша палец вверх, показывая значительность тех бочек.
– Бензин там! Везем мы этот бензин в этих сраных бочках за тысячи километров. Бочонков этих, двухсотлитровых, стандартных, у нас помещается только двадцать три. Вот и прикинь, сколько будет стоить литр бензина и сколько наш полетный час! Да плюс погрузка самих бочек. Я уже не считаю, сколько заправщики получают. Вот, Антоныч, и кинь к носу, какие они, эти бочки! Народ ведь наш все это дерьмо оплачивает. Конечно же золотые!
Весело смеюсь вместе со штурманом.
– Хорош травить! Где водка-то?!
– орут нам с пилотских сидений.
– Сейчас, мужики, заправим вас!
– вопит Геша в ответ и тащит пилотам два наполненных стакана.
– Они точно не окосеют?
– беспокоюсь я за будущую посадку.
Штурман падает на свое место и машет рукой:
– Это разве выпивка?! Я помню, мы летели после шести пузырей спиртяги, вот это концерт был! Аэродромы тогда перепутали! Хрен его знает, как вообще сели! Сергеич дал команду катапультироваться и вырубился на фиг. Он раньше на истребителях летал. Второй пилот уполз блевать и не вернулся. Я эту бандуру сам сажал. У меня посадочные огни шестерились и вбок уплывали, как щас помню. Можно сказать, при отличной погоде видимость ноль! В нулях я был, Антоныч! И все-таки посадил!