Рожденный зверем
Шрифт:
– Опять ты про семью, Адам! Сколько можно. Поехали по девочкам, хочешь, познакомлю тебя с очень милой библиотекаршей, но только не твоя Лора, она же монстр во плоти.
– Ты говоришь про мою жену, не забывай, – я подобрал парашют и пошел к инструктору.
В этот момент рядом со мной завизжала женщина. Я оглянулся и поднял голову, чтобы посмотреть туда, куда смотрит она. Над нами, метрах в тридцати от земли, кружил парашют. Точнее, жалко трепыхался за своим хозяином, который отчаянно пытался справиться
– Адам, там врач нужен, – дернул меня Ларри.
Только тогда я пришел в себя и побежал со всеми. С упавшего уже сняли парашют, перевернули и пытались оказать первую помощь. Ларри растолкал всех, крича, что здесь врачи, подтащил меня к телу. От сильного удара череп плечевые кости у него выбились, руки болтались неестественно, шея была свернута набок, а часть черепа вдавлена внутрь.
– Однозначно смерть, – Ларри формально приложил палец к шее, но через пару секунд покачал головой.
Вокруг на минуту замолкли, но резко поднялся шум, который было уже не остановить. Женщины падали в обморок, мужчины выдвигали предположения, проверяли стропы, кто-то звонил в полицию, кто-то в скорую.
К нам подошла девушка, присела рядом с телом и провела рукой по слипшимся от крови волосам.
– Вы знали, что, когда человек умирает, его мозг живет еще десять минут? Значит, он еще жив и может меня слышать.
– Он вам родственник? Муж? Парень? – включился Ларри. – Может, не стоит…
– Последние десять минут. Вы понимаете? После этого у него не будет ничего. Разве вы не хотите, чтобы он слышал что-то приятное?
– Девушка, – Ларри начал раздражаться, – если он вам не родственник и не знакомый, отойдите в сторону. Приедет полиция и скорая, им не до разговоров будет. Человек умер, уже все равно, жив мозг или нет.
– Но вы же понимаете, – повернулась она ко мне, от ее взгляда у меня мурашки побежали по спине, – важно отпустить человеку грехи перед смертью, чтобы он ушел прощенным. Вы можете простить ему его грехи?
– Я не священник и не знаю его грехов.
– Это разве важно? Разве есть такие грехи, которые можно не простить перед лицом смерти?
– Наверняка есть, – я тоже начал испытывать негатив по отношению к ней, – убийство, например, изнасилование или издевательство над детьми.
– Вы бы не простили, если бы знали, что он виновен во всем этом?
– Отправил бы в ад, – включился Ларри, хватая и поднимая девушку, – идите отсюда, пока я вас туда не отправил. Жуткая мадама, – вернулся он ко мне. – Вот уже полиция подъезжает. Ох, надолго это затянется, а я хотел еще в паб сходить. Может, по пивку после того, как все закончится?
Конечно, ни в какой паб с девочками я не поехал. Прыжок
В игрушечный магазин я вошел за минуту до закрытия.
– Мужчина, – полноватая продавщица была явно недовольна моим визитом, – мы уже закрываемся.
– Я быстро, – крикнул, пробегая по рядам к витрине, на которой стояла та самая кукла. С двигающимися руками и ногами, в пышном платье и с огромной копной розовых волос. Схватив коробку, я рванулся к кассе.
– Пробейте, – положил я коробку перед продавщицей и протянул ей кредитную карту.
– Я кассу уже закрыла, – равнодушным голосом произнесла она.
– Девушка, – сложил я руки в мольбе перед пятидесятилетней продавщицей, – эта кукла мне очень нужна, прямо сейчас.
– Можно наличными, – немного смягчилась она, – чек смогу пробить только завтра.
– Чек не нужен, – я быстро полез в кошелек, отсчитывая смятые купюры.
Как назло, мелких не было, пришлось отдать большую, конечно, без сдачи, как благодарность. Но мне было все равно, я положил куклу на заднее сиденье и рванул домой. Нужно было успеть до того, как Оливия заснет и подарить ей куклу именно сегодня.
Припарковав машину у дома, я поднялся по ступеням и открыл дверь. Лора, как обычно, сидела на диване, уставившись в телевизор, Маркус играл в машинки у ее ног.
– Папа, – увидев меня, он отбросил машинки и подбежал ко мне, – ты мне что-то купил?
Я поцеловал сына в лоб.
– Это для Оливии.
Маркус застыл, непрерывно смотря на меня.
– Вот послушай, сынок, папаша твой совсем не стесняется, говорит о подарках своим потаскушкам прямо при живой жене.
Я так и застыл. Лора всегда говорила то, что думает, но до такого не опускалась никогда.
– С каких это пор ты свою дочь называешь потаскухой?! – рявкнул я, подходя к ней ближе.
– А что, – не осталась она в долгу, – будешь мне говорить, что купил это своему ребенку?
– Вообще-то да.
– Так запомни, муженек, у тебя сын, а он, слава богу, в куклы не играет!
– Сын не играет, а дочь играет. Или ты последние мозги пропила и забыла, что у тебя есть еще и дочь?!
– Ты больной ублюдок, – Лора замахнулась на меня, но плохо держалась на ногах и чуть не упала.
Я схватил ее за запястье и отшвырнул на диван. Маркус заплакал и забился в угол. Подняв сына на руки, я подхватил коробку с куклой и стал подниматься по лестнице.
– Не плачь, сейчас мы поднимемся наверх и подарим эту куклу твоей сестре.