Рождественское чудо
Шрифт:
– Наверное, вы Правы. – Ким засмеялась. – Во всяком случае, относительно упрямства. Однако ничего дикого и необузданного во мне нет. Я отношусь к тем людям, которые ложатся спать в девять часов вечера.
– Ровно в девять?
– Да. Каждый вечер. А когда ложитесь вы?
– Я обычно работаю до глубокой ночи.
– Вот видите! Это говорит о том, что вы любите крайности.
– Да Я чередую развлечения следующим образом сегодня гуляю со старшеклассницами, а завтра занимаюсь пересадкой органов. – Он замолчал и посмотрел на нее, как
Ким с улыбкой посмотрела на него.
– Однако. – продолжал Тони, – на меня произвело большое впечатление то, что вы столь деликатно высказали свое неодобрение.
– Итак, – осторожно подтолкнула его она, – зачем вы меня пригласили?
Он перевел взгляд на огонь в камине.
– Мне хотелось узнать вас поближе. Большинство людей… и особенно женщин, которых мне доводилось встречать, были связаны с больницей. Поэтому для разнообразия мне захотелось провести вечер с художницей.
Ким с чуть заметной иронией проговорила:
– Значит, вам понравилась моя профессия?
Тони покачал головой.
– Мне понравились вы, – мягко сказал он и вздохнул. – Но мне… я… если честно, я немного робею перед вами. Ведь вы – дочь Гарольда Риссона.
– Но я уже совершеннолетняя, хотя и не так давно, конечно.
– Да, но я все равно испытываю некоторую неловкость.
– Как вы, надеюсь, сами понимаете, у нас с отцом разные характеры. – Она отставила чашку. – Ведь мы столько лет прожили врозь.
Тони повернулся к ней и отвел прядь волос; упавшую ей на глаза.
– И все-таки в вас есть что-то дикое.
Она ощутила покалывание в спине. От его взгляда ей захотелось растаять на этом холостяцком кожаном диване. Внезапно Тони наклонился и поцеловал ее. Ким ответила на поцелуй и раздвинула губы. Но когда он попытался положить ее на спину, резко вырвалась и вскочила с дивана.
– Что-то не так? – тихо спросил он.
– Я… я не уверена, что готова к этому… – пробормотала девушка. – Не потому, что между нами ничего нет, – быстро добавила она, ибо не хотела, чтобы Тони подумал, будто она напрашивается на какие-то прочные отношения. Ким понимала. что его интересует только одна-единственная ночь. – Просто на меня сейчас столько всего навалилось… отец и вообще… К тому же я недолго пробуду в городе и не ищу приключений. Я…
Тони приложил палец к ее губам.
– Хорошо, – прошептал он, притягивая ее к себе. – Но вам следует знать, что если бы я искал приключений, то ни за что не выбрал бы для этой цели дочь Гарольда Риссона.
А ведь и правда, подумал Тони. Тогда для чего он пригласил сюда эту девушку, если не ищет минутного удовольствия?
А может быть, но только может быть,
Тони нежно улыбнулся и медленно отстранился от нее.
– Я знаю, что вам пришлось много пережить за последние дни. Мы можем подождать столько, сколько вы захотите.
Никакой спешки нет.
Если не принимать в расчет тот факт, что она собирается вернуться во Флориду, как только ее отец выйдет из больницы. В действительности у них не было в запасе времени, и оба понимали это. Тони поцеловал ее в лоб и обнял.
– Мне просто нравится быть с вами рядом. – Он наклонился и посмотрел ей в глаза. – Эй, – прошептал он, – чем вы так опечалены?
Ким вздохнула:
– Не знаю. Праздники всегда на меня так действуют, да к тому же за последние недели столько всего произошло…
– Это Рождество будет исключением, – сказал Тони, обнимая ее крепче. – Почему-то я в этом уверен.
Ким шла по больничному коридору и была готова запеть.
Она чувствовала себя как влюбленный подросток, В комнате для посетителей поставили елку, и некоторые сотрудники из больничного персонала украшали ее. Возможно, мама была права, Рождество действительно волшебное время года.
Конечно, это была волшебная ночь. Они с Тони говорили и говорили, пока не заснули в объятиях друг друга. Она проснулась в четыре часа утра, нашла свои туфли и носки, погладила на прощание Джину и выскользнула из дома.
Постучав в дверь палаты, девушка тихонько вошла. Отец сидел на кровати и, увидев ее, заулыбался:
– Ким!
– Здравствуй, папа. – Она присела на кровать и поцеловала его в щеку. – Ты сегодня хорошо выглядишь.
Он кивнул:
– Сегодня меня переводят из реанимационного отделения.
– Отличная новость, – сказала Ким.
Отец улыбнулся.
– Ким, – начал он, – я вот все думал. Я… ну… я чувствую себя так, словно мне дали еще один шанс. Еще один шанс все исправить.
Ким кивнула.
– Теперь я жалею, что не отвечал на твои письма. Эти письма, что ты посылала мне… они очень много значили для меня, – сказал он, с трудом произнося слова. – Но я никак не мог заставить себя ответить. Если бы я это сделал, наша разлука стала бы слишком реальной. Вместо этого я пытался представить себе, будто ты пишешь мне из летнего лагеря и скоро я увижу тебя…
– Ох, папа, – грустно проговорила Ким, следя за монитором электрокардиографа. Меньше всего ей сейчас хотелось расстроить его. – Мы оба наделали ошибок. Я никогда не осознавала, какого сильного нервного напряжения требует твоя работа. Теперь я знаю, что тебе было нелегко. Но тогда я была ребенком и знала только одно – моего папы нет рядом.
И не могла понять, почему так. Сейчас я понимаю это. – добавила она, вспомнив о маленькой девочке, которая умерла.
О девочке, которую ее отец пытался спасти.