Рождество с тобой (сборник)
Шрифт:
Я не видел ее с тех пор, как съехал. Это не мое решение, и я не согласен с ним, но, по мнению Гвен, будет лучше если моя мать будет посредником в общении с Руби. Я это ненавижу. Я пытался бороться, но мне не нравится, когда Гвен плачет, поэтому я согласился.
— Конечно.
Немного невинной лжи, по большому счету, не причинит Джерри никакого вреда. Очень сомневаюсь, что Гвен пойдет со мной. Тем не менее, я планирую ее спросить. Мне совсем не хочется получить отказ, впрочем, как и появляться там одному. Чем меньше Джерри знает о моей жизни,
Джерри болтает о других акциях, на которые я должен взглянуть, но я сосредоточен на том, что происходит снаружи. Какой-то бездомный пытается перейти через дорогу вопреки потоку туристов, игнорирующих тот факт, что в нашем городе принято строго соблюдать правила, по которым пешеходы имеют преимущество.
Пожилой мужчина спотыкается, едва успевая опереться на одну из припаркованных вдоль тротуара машин.
— Я тебе перезвоню, Джерри.
Не потрудившись повесить трубку, не надев зимней куртки и галош, я выбегаю на улицу, и грязь, перемешанная с солью, попадает мне на брюки.
— Позвольте вам помочь.
Не колеблясь, я беру его за предплечья и помогаю встать.
— Моя сумка, — бормочет он, указывая на землю.
— Взял, — отзываюсь я, поддерживая его одной рукой, пока наклоняюсь, чтобы поднять его вещи.
Я делаю все возможное, чтобы не задохнуться от окружающего его зловония или не прокомментировать, насколько легка его сумка. Интересно, когда он в последний раз принимал душ или имел возможность постирать одежду? Все в нем грязное — лицо, поношенная одежда, черная вязаная шапочка, которую он носит поверх темных волос.
Я помогаю ему дойти до скамейки в парке недалеко от моего офиса. Когда мы добираемся до нее, я стряхиваю снег, прежде чем он опускается с тяжелым вздохом. В его глазах печаль, но на лице улыбка.
— С вами все будет в порядке?
— Да, да. Все будет в порядке. Эти старые ноги двигаются уже не так быстро, как раньше, — говорит он мне.
— Ну, даже молодые иногда довольно медлительны.
Он улыбается, но быстро отводит глаза.
Не знаю, должен ли я проводить его до полицейского участка или оставить в покое. Может, он голоден? На мели? Конечно, скорее всего, и то и другое, но он ни о чем меня не просит. На самом деле, сидя здесь, на скамейке, он выглядит довольным. Полагаю, будучи бездомным, он знает, как выживать.
Сильный порыв ветра пронизывает насквозь, и я начинаю дрожать. Я тянусь за бумажником, но быстро понимаю, что его нет в кармане.
— Вы простудитесь, — говорит он, плотнее закутываясь в пальто.
Тот факт, что он заботится обо мне, а не о себе, заставляет меня замереть. Кивнув ему и сказав, что скоро приду, я возвращаюсь в свой теплый кабинет.
Когда я возвращаюсь к своему столу и хватаюсь за ручку ящика, чтобы достать бумажник, старика уже нет. Я смотрю в окно, прижимаясь так близко, что оставляю маслянистые следы от рук и лба, но не вижу, куда он ушел. Он словно растворился в воздухе.
Резкий звук сигнала разъединения заставляет меня
Мое внимание привлекает записная книжка на столе, в которой в совершенном беспорядке записаны даты и заметки. Наклонившись вперед, я отодвигаю в сторону небольшую стопку бумаг, чтобы прочесть записи на сегодня.
«Встретиться с адвокатом по разводам». Мне снова становится грустно, когда я хмуро смотрю на расписание, думая о том, во что превратилась моя жизнь. Развод — это последнее, чего мне хочется, но мне не очень хорошо удалось показать Гвен, что они с Руби были для меня важны.
И сейчас важны.
Посмотрев на часы, я понимаю, что у меня есть десять минут, чтобы пересечь город — хотя на самом деле всего пару кварталов — и сесть на неудобный деревянный стул, в ожидании, пока мой адвокат просматривает предложение Гвен.
День, когда ко мне на работу пришел судебный пристав, был еще хуже того, когда Гвен сказала, что хочет, чтобы я съехал. В глубине души я надеялся, что мы оба образумимся и со всем разберемся. Я ошибся, и мне не осталось ничего другого, как нанять адвоката.
Мой спортивный пиджак висит на спинке стула. Я хватаю его, надеваю и снимаю с вешалки длинное шерстяное зимнее пальто. Мои галоши стоят на коврике, но взглянув на свои ботинки, я понимаю, что их уже не спасти. Я обыскиваю карманы и стол, гадая, куда же спрятал перчатки. Быстро взглянув на часы, понимаю, что у меня почти нет времени. Если я хочу успеть на встречу, то нужно выходить прямо сейчас.
Мне кажется, что на улице было теплее, когда я выходил в прошлый раз, и я ловлю себя на том, что плотнее запахиваю пальто и засовываю руки поглубже в карманы. Хоть пальто и плотное, оно не защищает меня от мороза или мои щеки от обжигающего ветра.
Направляясь к офису своего адвоката, я заглядываю в переулки и подворотни в поисках мужчины, которому помог ранее. Не знаю почему, но что-то тянет меня найти его, проверить, все ли с ним в порядке. Умом я понимаю, что, скорее всего, так и есть, но мне хочется снова его увидеть, чтобы убедиться.
Я перехожу улицу и поднимаюсь по гранитной лестнице, ведущей в офис моего адвоката. Жара внутри здания удушающая, и я пытаюсь расстегнуть пальто своими оледеневшими пальцами. Перескакивая через ступеньки, я взбегаю вверх, и старое дерево скрипит под моим весом.
На двери со стеклянной панелью и расшатавшейся ручкой написано «Адвокатская Контора» — коротко и по существу. На двери моего офиса тоже должно быть написано просто «Инвестиционный банк», но мы принадлежим фирме из Нью-Йорка, чье имя гордо демонстрируется на табличке.
Адвокатская контора небольшая, но в ней царит удивительно домашняя атмосфера. Думаю, что если человек находится здесь, то хочет чувствовать себя комфортно. Мне же совсем не комфортно, и я даже не пытаюсь притвориться.