Розовая гавань
Шрифт:
— Убирайся, лживая сука!
— Пощади ребенка. Бил! Лучше убей меня. Тебе ведь этого хочется, правда? А если я сама приду к тебе? Если соглашусь на все, что ты потребуешь?
— Лжешь! Убить тебя я успею потом! И заставлю мучиться, как Ричард де Лючи мучил свою бедную жену. Да, она корчилась в агонии два дня, а он стоял рядом, злобствуя, что мы не оставляем их наедине и не даем ее прикончить. О да, ты еще раскаешься, что посягнула на мое место, дерзнула развратить Элизу…
Северн левой рукой схватил ее за горло, а правой выбил у нее кинжал.
Тогда Северн чуть ослабил хватку, и в ту же секунду костлявый локоть старухи вонзился ему под ложечку. Ударь она пониже, он бы уже катался по земле, прижимая руки к паху.
Северн легонько сжал пальцы, и в горле Бил что-то забулькало. Чертыхнувшись, он отшвырнул старуху от себя, и та на четвереньках поползла в темноту.
— Гвент, запри ее до утра, пока не придет время отправляться в Седжвик. Там за нее будет отвечать сэр Алан.
Когда Гвент волок ее мимо Гастингс, она прошипела:
— Ты отправишься в ад, гордячка леди. Вместе с Элизой. Да, обе вы умрете и возвратитесь в преисподнюю.
Гвент прихлопнул ладонью ядовитый рот. Старуха начала брыкаться, но без толку.
Прижимая к себе девочку, Гастингс смотрела на идущего к ним Северна.
— С ребенком все в порядке?
— Да, но она испугалась до смерти. И я тоже.
К удивлению Гастингс, он опустился на колени и легонько погладил девочку:
— Прости меня, Элиза. Если бы я знал, что она такая же умалишенная, как моя мать, я бы не оставил тебя одну. Обещаю, с этих пор никто не причинит тебе зла. Это все из-за моей беспечности. Прости.
Элиза, застыв от ужаса, молча глядела на него, затем робко прикоснулась к его щеке.
— Ты меня спас, — прошептала она, обливаясь слезами. — Я тебя прощаю.
Северн только улыбался и не двигался, пока девочка не отдернула руку.
— Ты позволишь мне отнести тебя в спальню? Нет, сделаем лучше. Ты будешь спать со мною и с Гастингс. Не очень-то весело оставаться одной после того, как увидишь кошмар, а то, что здесь случилось, иначе и не назовешь.
Третью брачную ночь Гастингс провела с супругом, Элизой, дочерью Ричарда де Лючи, устроившейся между ними, и Тристом, пышный хвост которого щекотал лицо девочки.
Глава 9
— Это аллиум, или, как его иногда называют, лук-порей. Говорят, именно он спас Улисса, когда того чуть не превратили в свинью.
— Кто такой Улисс? — спросила Элиза.
— Человек, который долгие годы никак не мог попасть домой. Он жил очень давно, испытал столько разных приключений, что обычному человеку хватило бы на целых три жизни.
— Он был грешником?
Неужели этого ребенка ничто больше не интересует?
— Видишь ли, он жил задолго до того, как люди уверовали в Господа.
Такого Элиза вообще не могла представить. Гастингс молча срезала водосбор и объясняла:
— Если у тебя заболит горло, я разотру его, добавлю в теплую воду, и на следующий
— Ты много знаешь. А вот я не знаю ничего. Я рада, что Бил ушла, но все равно боюсь.
— Даже если она вернется, ее не пропустят в замок. Аларт не позволит ей войти. Да и как она сможет вернуться?
— Господь перенесет ее на облаке.
— По-моему, Господь вовсе не ценит ее так высоко. А вот и госпожа Агнес, она говорит, что сегодня ты будешь учиться у Макдира печь хлеб. Как тебе это нравится?
— Он такой огромный.
— Но бояться его не надо. Он любит детей, ты сама убедишься. Теперь иди, встретимся позже.
Гастингс смотрела, как девочка уходит с Агнес. Ей казалось, что за четыре дня походка Элизы стала более уверенной, что она чуть смелее берет взрослых за руку, хотя по-прежнему отказывается нормально есть. Но это поправимо. В душе у Гастингс воцарился покой.
Сегодня. Все мысли об Элизе сразу вылетели из головы. Сегодня вечером придет Северн. Она уже не так боялась мужа, однако тревожилась, не будет ли ей опять так же больно, как в первый раз. За завтраком он подошел к ней и сказал:
— Я не забыл, Гастингс, и ты тоже. Вижу по твоим глазам.
— Ты считаешь мои глаза такими же обыкновенными, как и все остальное?
— Я уже говорил, что ты не столь обыкновенна, как другие леди, к тому же наследница. У тебя глаза очень приятного зеленого оттенка, по крайней мере когда улыбаешься. А вот когда злишь меня, они становятся темными и колючими.
«Неужели это правда?»
— Зато твои глаза, Северн, бывают темнее самых закопченных котлов Макдира, чернее безлунной ночи, притом независимо от твоего настроения.
— Хватит, Гастингс. Мои глаза синие, а не черные, как у мавра. Перед исполнением супружеских обязанностей я хочу основательно подкрепиться.
Обязанности. Значит, она — обязанность и не более. От этих слов на душе у нее становилось пусто.
Ладно, она приготовит для него отличный ужин. Стряхнув с рук землю, Гастингс отправилась на кухню к Макдиру. Несмотря на огромные размеры помещения, здесь всегда было душно из-за пылавшего очага и трех больших печей. Аллен вынимал из духовки фруктовые пироги, Нэн крошил зелень для соусов, Хаг присматривал за мясом, жарившимся на вертеле. Сам Макдир ругался и исходил потом.
Внезапно раздался его громогласный хохот, и Элиза улыбнулась. Замечательно.
— Это шафран, да, Макдир? — спросила Гастингс, пробуя куриный бульон.
— Ты так считаешь?
— Да. Знаю, сейчас ты скажешь, что, возможно, я угадала. Ах, Макдир, вечно ты меня дразнишь. Смотри-ка, Элиза учится отделять белок от желтка.
— Аллен, жалкий щенок, ты же чуть пирог не уронил! Клянусь носом святого Томаса, ты у меня дождешься!
Элиза моментально побледнела, а юноша состроил повару рожу, хотя стал работать более осмотрительно. К тому же он теперь выгребал золу из печи и не имел возможности уронить очередной пирог.