Розовая шубка
Шрифт:
В тени скалистого обрыва, у самого подножия, в зеленой ложбинке бил прозрачный холодный ключ. Вода поднималась со дна углубления почти незаметно, без струй и пузырей, и текла вниз к дороге, ниже, к мелкому болоту, замешенному копытами скота.
— Смотрите внимательно, я покажу вам кое-что. — Тарас подошел к белой обрывистой стенке и погладил ладонью камень. — Это доломиты, отложения древних морей. В них жили моллюски в раковинах, закрученных в плоскую спираль. Внимание! Фокус! Оп!
Он ударил ладонью по стене и осторожно вынул кусок известковой породы. Просунул руку в нишу и извлек крупную, величиной с тарелку, перламутровую раковину, богато засветившуюся в дневном свете. На
Женщины ахнули. Тарас расцвел, довольный их удивлением.
— Я отколол ее вдали отсюда, близ поселка студентов-геологов. Они там исковыряли молотками все квесты, а такую красавицу отрыть не сумели. А я сразу нашел. Оля, это тебе. На счастье.
Все уселись вокруг родничка. В коробке, которую Тарас принес из багажника, оказались мягкий пресный сыр, круглый домашний хлеб, мед, помидоры и молодое светлое вино, еще почти не бродившее. Для Оли вино было заменено на арбуз и ключевую воду. Наклонившись, она зачерпнула полкружки. Тарас смотрел на нее с умилением.
— Оля похожа на этот родник, — тихо сказал он матери. — Та же родниковость и прозрачность души. Как можно обидеть такую девушку?!
Грифы в долине взвились вверх и улетели с громким граем, зато снизу подошло на водопой стадо коров. Увидя компанию, пастух, загорелый дочерна, подошел ближе и поздоровался, сняв с головы соломенную, видавшую виды шляпу:
— Здоровеньки булы! Хлиб е, Тарасе?
— Е, е. Сидай з намы, — ответил тот, протягивая пастуху хлеб, сыр, стакан вина.
Следом за пастухом от стада отделилась молодая корова. Сделала несколько шагов и остановилась, словно показывая себя незнакомцам. Женщины смолкли. Такое увидишь не часто. Голова животного, глаза, четкие рога, линия спины, ноги, завораживающая чистота линий — подобное совершенство невозможно представить!
— Это королева округи, — пояснил молодой человек. — В каждом стаде есть своя избранница, но между всеми стадами существует королева, самая прекрасная. Зорька, Зорька, подойди, на хлеба… видите, как ступает? Это божество в обличии животного, единственная на весь полуостров. Если…
— А как они это выясняют? — перебила Анюта.
— Без драки, конечно. Через какие-то пространства, каналы… Живое — оно неуловимо в своем бытии.
Он все больше нравился Анне Николаевне. Ай да Оля! Такого парня отхватила! Все при нем! Разговорчив немного, что правда, то правда, но деловой, преданный, ученый. Кого еще ждать, какого принца?
Она требовательно посмотрела на дочь. Та, по-своему истолковав ее взгляд, поднялась с земли.
— Пора обратно, да? Дождь начинается. Все было очень интересно. Спасибо, Тарас.
Анна Николаевна незаметно вздохнула.
По возвращении в Москву, как ни мало Оля бывала на людях, гуляя в лесу одна или с братьями, от людей она не укрылась. Положение ее заметили все, кто ее знал, одноклассники, соседи, знакомые. Отнеслись вполне безучастно, доказав, что Зеленый округ — все же не деревня, а город. Одна Ленка, считавшая себя близкой подругой, была задета и раздосадована.
— Обижаешь, подруга. От кого хоть подзалетела-то, скажи? Ты же ни с кем не гуляла.
— Ветром надуло, — улыбнулась та.
— А ребенка куда денешь? В роддоме оставишь? — не унималась та.
Оля вспыхнула от возмущения.
— Ты что, с ума сошла? Это же мой ребенок, я уже люблю его. Сама воспитаю, не беспокойся.
Теперь она ощущала родство со всем, что окружало, даже трещинки на асфальте несли успокоительные узоры. Все было отрадно. Она тихо бродила по чистым желтым осенним тропинкам, следила
Однажды, приустав, опустилась она на свою скамейку. Тут же к ней подошли три серые вороны. Черные бусинки глаз умно смотрели в ее сторону, ожидая корма. Она ссыпала в ладонь семечки из кармана, всегда бывшие с нею по совету врача, бросила на землю.
— Красавицы, — сказала, любуясь на птиц.
И вдруг все трое, низко пригнув головы, каркнули одновременно ей в ответ.
— Кар!!!
— Ой, надо же, — схватилась за щеки Оля. — Ответили.
Инга Вишневская преподавала в Академии второй год, еще будучи аспиранткой. Она была признанным знатоком и мастером своего дела, невероятно много работала, была умна и красива. Взгляд ее зеленых удлиненных глаз, подведенных тонкими линиями, не мог выдержать ни один мужчина, а фигура, одежда и главное — оживленная светская уверенность — доделывали остальное. Как преподаватель, она поставила целью успехи своих студентов не только в стенах Академии, но и на всероссийском уровне. И даже на международном. Если цель высока, то и результаты не замедлят сказаться, иначе не стоит тратить ни сил, ни времени. Была и другая установка. Она ясно видела свою нишу в современном декоративном и прикладном искусстве и не могла не задумываться о собственном бизнесе. Для него и присматривала таланты самого высокого класса.
Миша поддерживал ее. С ним уже давно, еще до ее развода, у них сложились те человеческие отношения, когда люди держатся вместе, многое прощая и помогая друг другу.
Миша назвал ей Марианну.
— Обрати внимание на эту девушку, — сказал он. — У нее точный глаз, искусные руки и много-много чего в хорошенькой головке. Для начала я отобрал несколько ее работ для выставки в конференц-зале. И потом, на нее так приятно смотреть! Наши умники просто повалились от восхищения!
Инга рассмеялась. Как это похоже на мужчин! Но согласилась, что в творческом общении личное обаяние — вещь немаловажная.
Куда она только не водила своих студентов! Любоваться на роскошные музейные шпалеры с изображением пейзажей, религиозных, батальных, пасторальных и любовных сцен, эти огромные полотна, созданные вручную знаменитыми лионскими ткачами двести лет назад на огромных ткацких станках, над которыми висели двухметровые зеркала, отражая эскиз и готовую полосу. В закрытые фонды библиотек, где из тяжелых, с золотым обрезом, альбомов студентам надлежало срисовывать и тут же опробовать на своих станочках способы плетения всех времен и народов, на современные ткацкие фабрики и в частные мастерские ручного ткачества… За считанные часы академических занятий ученики ее создавали любой тканый рисунок по своему желанию. Она была крута и надменна. Ее не касалась загруженность молодых людей химией, физикой, математикой, лабораторными исследованиями. Во-первых, это проблемы не ее, а преподавателей тех дисциплин, а во-вторых, на то и молодость, чтобы ежесекундно поглощать новизну. У нее «выживали» сильнейшие.
Первой среди них оказалась, действительно, Марианна. Они понравились друг другу и, можно сказать, подружились.
— Тебе пора смелее раскрываться в творчестве, — заметила ей Инга.
— Я пробую, — кивнула Марианна.
— Не надо пробовать, надо делать. Жду от тебя рисунка, в котором будут твои душа и сердце. В гобелене, в цвете, они заживут собственной жизнью.
— А где достать такие краски? Ни шерсть, ни шелк не продаются с оттенками. — Марианна пожала плечами. — Я пыталась красить сама, но ничего не получилось.