Розовый Дождь
Шрифт:
И тут же, без всякого перехода...
– А Создатель познается только верой, только молитвой, только сердцем смиренным и сокрушенным, грамота тут не нужна, не нужна, братья и сестры!..
– Так в огонь её - и все тут!
– вдруг раздался чей-то голос из толпы.
– Правильно, сжечь все книги - и дело с концом!
Случайно сказанные слова тут же завладели толпой и вот уже все закричали "Сжечь! Сжечь их! На костер!" и с десяток охотников - мальчишек - бросились в разгромленное здание школы, располагавшееся тут же, у площади, и стали охапками тащить из неё порванные учебники, тетрадки и бросать их к телеге,
Толпа тут же расползлась кто куда, каждый спешил к себе домой, чтобы вытащить из дома ненавистную тетрадку с несделанными или недоделанными домашними заданиями, учебники с непонятными словами, перья... и все это притащить сюда, к ногам преподобного отца Сильвестра, чтобы все это сжечь, сжечь дотла. Бородатые и усатые мужики в шляпах, дородные их жены в длинных платьях, тонкие юноши и девушки, дети несли и несли из домов ненавистную бумагу. И скоро на площади была уже целая гора из рваной и потоптанной макулатуры, а Айстульф уже бежал с горящей головней.
– Да свершится великий почин!
– заверещал отец Сильвестр, воздевая к небу свои тощие кулачки и энергично взмахивая черными рукавами сутаны, придававшими ему сходство с черной вороной, махающей крыльями - Да возгорится из искры пламя! Да будет сей костер началом великого очищения нашего древнего королевства от скверны! Да будет!
В этот момент Айстульф кинул головню в бумажную кучу, и пламя веселыми язычками заплясало, превращая в черный пепел то, над чем трудились селяне на протяжении двух месяцев обучения в школе. А селяне, схватив друг друга за руки, бросились на радостях в пляс вокруг костра, как на празднике сбора урожая вокруг снопов с убранной пшеницей. Конец ненавистной школе, конец скучным урокам, конец, конец, конец...
– Только верой, только верой!...
– истерично кричал отец Сильвестр, напоминая чем-то древнего языческого жреца, в каком-то наркотическом экстазе выкрикивавшем заклинания во время ритуальных плясок дикарей вокруг костра, - Буква убивает, вера животворит! Буква убивает, убивает, убивает!
А неугомонные мальчишки, видя, что костер стал затухать (бумага горит, как известно, довольно быстро...), вооружившись дубинами, уже бросились к домам, где, как известно, были книги...
Вот уже выбита бревном дверь с петель в доме у купца третьей Гильдии Горзая, вот уже разбит дубинками полированный розовый шкаф... И несмотря на истерические крики купца и его жены, на коленях умолявших их остановится, здоровенные верзилы-мальчуганы тащат все новую и новую пищу огню...
Тома в зеленой кожаной обложке по истории Целестии, красивые разукрашенные детские книжки с картинками по флоре и фауне различных стран Целестии, личные записки купца - любителя попутешествовать, даже бухгалтерские книги, с многолетними записями приходов и расходов...
– все составило пищу для беспощадного огня.
А потом пришла очередь дома сквайра Эрменгарда... Не пощадили даже семейной генеалогической хроники... А потом других домов, где жили грамотеи...
– сельские старосты, служители местного храма Создателя, купцы...
Везде одно и то же - выбивается дверь с петель, а где дверь прочная - мальчишки тут же подставляют лестницу и как при штурме настоящего замка ловко забираются на второй этаж и выносят окна дубинками - дальше - с диким гоготом носятся по дому, переворачивают вверх
Когда старый сквайр Эрменгард обнажил свой старый, дедовский меч и замахнулся на разгулявшуюся детвору, его просто подняли насмех и дали дубинками хорошенько по спине, а его визжащих жену и дочь - заперли на засов в чулане. А когда Айстульфу удалось добраться до семейной библиотеки... Здоровенные шкафы из красного дерева, высотой до потолка, до отказа набитые книгами составили пищу для костра на несколько часов подряд ...
Горело все - личные дневники и детские книжки, финансовые документы и копии древних хроник - огонь, самый великий демократ на свете, не делал различий между ними - он поглощал все с одинаково утробным ревем, отрыгивая клубы черного дыма в воздушное пространство...
А домик ненавистного магистра и вовсе облили маслом и подожгли - пусть сгорит все! Чума его подери!
...Однако когда огненный пир был в разгаре (в основном, благодаря богатой библиотеке сквайра Эрменгарда - неизменного председателя сельского совета и доверенного лица короля на селе, известного любителя книг и книжности, автора многотомной истории Кронбурга и его окрестностей), вдруг на окраине села раздался отчетливый громкий стук множества копыт.
Раздался сначала громкий свист! А потом - прерывистый звук армейской трубы.
Толпа бросилась в рассыпную и вскоре на площади кроме отца Сильвестра и пылающего костра, никого не осталось...
А на площадь со всех сторон ворвались на взмыленных лошадях одетые с ног до головы в броню, в белых плащах с изображением черных орлов с расправленными крыльями всадники с длинными копьями наперевес. Сзади каждого всадника сидело по пехотинцу, тоже в доспехах, которые на ходу спрыгивали с лошадей и вытаскивали из-за плеча заряженные в пол человеческого роста арбалеты и быстро выстраивались в цепь.
Они окружили всю площадь. Один из всадников - выделявшихся от остальных особенно высоким ростом - выше примерно на голову любого из них - и лошадь под ним была черная, довольно лихо спрыгнул с седла и снял шлем с головы. Это был человек с иссиня-черными вьющимися волосами до плеч и черными глазами. Он быстро подскочил к костру и внимательно посмотрел на него. А потом быстро выхватил из огня какую-то книжку, но обжегшись, сморщился и бросил её на мостовую, а потом быстро затоптал огонь на книге, и только после этого взял её в руки и прочитал на обугленном переплете золотистыми буквами частично сохранившуюся надпись: "Песнь о Роланде...". На переплете же он различил обуглившуюся тесненную золотом корону.
Лицо черноволосого покраснело от гнева:
– Быстро! Воду сюда! Тушить немедля!
Солдаты пехотинцы остались стоять с заряженными арбалетами по кругу, а всадники соскочили с седел и бросились в ближайшие дома, выбивая двери с петель пудовыми кулаками, к водопроводным кранам...
Пока они заливали костер водой, черноволосый указал пальцем на мрачно и безмолвно стоящего на повозке, прям как черная статуя на кладбище, священника и быстро сказал:
– Взять его!
Двое арбалетчиков, спрятав арбалеты в наспинные сумки, бросились к отцу Сильвестру и под руки потащили его к своему господину, заломили его руки за спину и сильными ударами кулаков в латных перчатках по спине поставили на колени.