Розовый куст
Шрифт:
Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.
– Слезайте, Аграфена Дмитриевна! – сказал Климов. – Угрозыск!
Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.
– Легавые! – крикнула она тоненько и замолкла.
Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.
Подошел Стас.
– Второй воз привязан, – сказал он. – На возах –
Клыч в раздумье остановился перед пленницей.
– Как ее обыскивать? – сказал он. – Баба, поди. – Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.
– Оружие имеешь? – спросил Клыч.
– Отродясь не носила! – ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.
– И муженек не носил? – усмехнулся Клыч.
– Ему бог судья, – женщина подняла глаза. – Я тут непричастная.
Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.
– Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой? – допрашивал Клыч.
– Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.
– Ослушалась самого Кота?
– Так страховито на постоялом-то, – сказала женщина и поежилась. – Мужики смотрят, по возам шарят.
– Что ж, не знал он этого? – спросил Клыч. – Возы-то с двухэтажный дом.
– Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.
– А сам куда же?
Женщина промолчала.
– Аграфена, – сказал Клыч, – ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.
Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.
– Людей вместе убивали, – сказал Стас, – теперь вместе и ответят.
– Я к тому непричастная, – сказала Аграфена. – Я никого вместе не трогала.
– А убивал кто?
– Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.
– Как же, мужняя жена, – сказал Клыч. – Домострой, растуды твою качель…
– Что он велел, то я и сполняла, – опять сказала Аграфена. – А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству…
– Что ж из дому-то все забрала?
– Не все… – Она помолчала, потом перечислила: – Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру – тоже аршин сто сорок.
– Места, что ли, на возах не нашлось?
– И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.
– Та-ак, – сказал Клыч. – А куда ж ты спозаранку хотела ехать?
– В Заторжье. – Аграфена крепче закуталась в платок. – Там на Вознесенской у меня сестрица живет в собственном доме, к ней мы…
– Знает она, откуда у вас это добро?
– Откуда же… Думает, что крестьянствуем мы…
– Ладно буду в ступе толочь, – сказал Клыч и шагнул вплотную к Аграфснс: – Где сейчас Кот?
Она вздрогнула:
– Да откуда ж мне знать?
– Говори, баба, на суде зачтется. – Клыч чиркнул спичкой и осветил темнобровое узкоглазое лицо с высокими скулами и сухими, по-старушечьи подобранными губами. Глаза спрятались под ресницы от света. – Только этим и спастись можешь.
Аграфена молчала.
Клыч зажег от первой вторую спичку, вгляделся в женщину.
– Потянет тебя за собой твой Алексей Иваныч. Потом поздно будет прощения просить.
– В Горнах он, – глухо сказала Аграфена, защищаясь от огня спички ладонью. – А где – сама не знаю. Он мне никогда не сказывал.
– Смотри! – Клыч еще немного посветил спичкой и погасил ее. – Соврешь – всю жизнь жалеть будешь. Климов! Садись с ней рядом. Гони к первому посту, звони нашим. Давай-ка, Стае, и ты. Я жду у Тростянского колодца.
Климов кивнул. Колодец этот пользовался славой целебного. Вода в нем действительно была очень чистой и вкусной. Расположен он был у линии, на задах Горнов.
– Ежели наши задержатся, валяйте оба ко мне, начнем сами.
Климов вскочил на облучок. Стас подтолкнул в нему Аграфену, сам сел с другого бока, неприметно держа у бедра свой браунинг. Лошади понесли. Через полчаса бешеной скачки домчались до швейной фабрики. От ее заборов и начиналось Заторжье. Климов соскочил с облучка:
– Стас, сторожи!
Он ринулся в проходную. Старичок вахтер оцепенел от его вида и стал шарить за спинкой стула, винтовка его с грохотом упала.
– Телефон! – крикнул Климов и сунул старику удостоверение угрозыска. Пока тот читал, Климов уже звонил. – Барышня, – кричал он, – двадцать – двадцать два!
Скоро ответил сонный голос Селезнева.
– Селезнев! – закричал Климов. – Поднимай ребят, звони к Клейну, пусть поднимает курсы. Кот в Горнах. Идем по следу.
– Крепко! – Селезнев сразу возбудился. – Сейчас сделаю. Молодцы, ребята!
– Плохо только, не знаем, как его выманить. Известно, что в Горнах, а где – ничего не ясно. На какую-то приманку надо брать.
– Вы вот что! – Вы – это! – возбужденно кричал Селезнев. – Вы сами не пробуйте…
– Слушай! – кричал, перебивая его, Климов. – Вышли сюда людей, на швейную фабрику, я тут жену Кота оставлю.
– Взяли?
– Да! Поспешай.
– Климов! Ты тут популярным у слабого пола стал! – кричал Селезнев. – Почти как вы уехали, пошли звонки. Требуют тебя, и все. Я говорю: «Может, я заменю?» Даже не пожелали ответить. Спрашивают, будешь ты сегодня? Я говорю: «Он на операции, должен быть». Сказали, что будут звонить каждый час, мол, надо сказать что-то важное.