Розовый мёд
Шрифт:
Возбуждение не было сильным. Запал решил оставить на дивное время перед сном, поэтому быстро закончил необходимое и к себе. Схватки ждут!
Пару раз заглядывала Сонетта. Я не досадовал, что отвлекает — игралось, если мягко сказать, не очень результативно. День вышел насыщенным и организм требует отдыха. Глаза норовят слипнутся, под веки словно муки насыпали. Если бы не прогорклый вкус во рту, то так бы и рухнул в кровать, но с титаническим усилием сводил себя почистить зубы. Девочки всё ещё веселились. Я из-за двери сказал, что иду спать — вдруг ещё вломятся. И всё — прямой наводкой
Видимо, память отключилась ещё до того, как я заснул. И вообще — очнувшись от того, что в кровать легла Сонетта не могу понять ни где я, ни что… как-то по умолчанию прописалось, что это сестра, что мы в кровати, но чёткого осознавания себя нет. Сколько я проспал? Сейчас уже утро или всё ещё ночь?
Пофиг! Даже с открытыми глазами сознание продолжает уплывать и я вздрагиваю, снова очухиваясь и открывая их. Повернувшись на бок, осторожно приобнял Сонетту и смежил веки. Тёплая и…
Она по-другому пахнет! Это не Сонетта!
Я потрогал волосы, погладил руку — это точно не сестра. Сердце мгновенно проснулось, сонливость смыло могучей эмоциональной рекой. Память в спешке восстановило картину минувшего дня и я с откровением понял, кто же оказался со мной рядом…
Она вздрогнула под ладонью и тут же проснулась:
— Самуил?!
— Неколина?!
Повисла короткая пауза, а потом мы заговорили разом:
— Что ты тут делаешь?!
Естественно, что я поспешил вжаться в стену, а Каролина едва не упала с кровати, в попытке отдалится. Пришлось подхватить за плечо, что только смутило больше.
— Я пока сам не понимаю, как такое могло получится. Это, вроде бы, — огляделся в потёмках я, — моя комната. Ну и кровать тоже.
— А я… я… — Каролина замолчала.
— Ну, чтобы попасть ко мне ты точно должна была выйти из комнаты Сонетты.
— Да, я вышла, чтобы это…
— Понимаю. Значит просто перепутала двери?
— Похоже, что да, — вдруг рассмеялась она с облегчением. — А зачем ты меня трогать начал?
Я тоже посмеялся и заговорил:
— Да просто, обычно же… — тут пришлось прикусить язык. — Я вообще не понял где лежу и что происходит. Вот и решил ощупать всё вокруг. Капец жёстко выпал из реальности.
— Хих! Хорошо, что я сразу проснулась.
— Уж точно, а то мало ли чего нащупал бы, да?
Опять рассмеялись.
— В детстве я не послушала папу и вышла во двор, когда мясник забивал корову. Это была наша Марта, которую я очень любила. Мама, конечно, тут же закрыла мне глаза и увела в дом, но потом я долго не могла спать одна. Ну а в тот вечер папа просил простить его, что мы так обошлись с Мартой. Обещал больше так никогда не делать. Я простила и долго спала попеременно то с ним, то с мамой. Но больше с папой, потому что несмотря на то, что он так плохо поступил, всё равно его любила больше. И вот сейчас, перед тем как ты разбудил меня, словно вернулась в то время. Даже не знаю как описать — это и запах, и чувство, и то, что время ночное.
— Хых, прикольно, — отозвался я, поднявшись с кровати и подбирая под себя ноги. Каролина тоже села и внимательно смотрит на меня.
Странный у меня нюх — легко улавливает тонкие ароматы, а может дело в том, что темно и обоняние обострилось: если откинуть
— Моё детство было классным: мы жили в дачном массиве, возле леса. Мама мечтала о жизни в городе, а папе лишь бы грибы и ягоды собирать. Блин, он капец вкусные огурцы закатывал в банках. К концу декабря снега навалит с метр, вечером сидишь, печь раскалилась — не притронутся, а мы сверху чугунную сковороду и картошку жарим. Потом со сметанкой и огурцами м-м-м… капец вкусно!
— Погоди, так ты же с города, Сонетта говорила?
— Ну да, мы переехали потом — мама настояла. Жили-то бедно, вот она и уговорила папу. В целом вышло как она хотела, только всё равно разошлись.
— Значит, ты вернулся на родину?
— Хых, можно и так сказать. Не хотел вообще, но сейчас всё нравится. Если даже поступлю в универ, то смогу за сорок минут туда-сюда мотаться.
— Это хорошо, — отозвалась она хозяйским тоном. — Тут с нормальными мальчиками проблема.
— Это я-то нормальный?
— Хи-хи, нет, бог Ято не нормальный.
— Гы-гы! — не удержался я.
— Вот видишь — с кем ещё можно так обсудить аниме?
— Понимаю, — покивал я, — особенно в таких условиях, да?
— Именно! Всё остальное не канон.
— Блин, но я в одних трусах сижу.
— У меня вообще их нет, — тут же заявила она.
— В смысле?
— Не ношу. Я против панцушотов.
— Фигасе… а если юбка задерётся или ещё что?
— Что плохого в наготе? — с напором спросила она, опаляя меня скрытым за словами огнём. Подскочила. — Пусть те, кто видит — закрывают глаза, а я пройду сквозь это чистой и не запятнаюсь от взглядов, полных вожделения.
— Воу-воу! — оторопел я, но всё же постарался подсмотреть под выданную Сонеттой ночную рубашку, жаль, что слишком темно. — Ну только взглядов много не должно быть, всё же у нас любителей лолек-то не так много. А вообще, у тебя прям настоящая религия.
— Учение дев исподнего не носящих! — провозгласила Каролина.
— Хах! А ты, значит, его основательница Неколина э-э-э…
— Плоскогрудая, — сникла она, садясь обратно на кровать.
— Да ладно, есть у тебя. Не наговаривай.
— Считай нет.
— Не соглашусь, вполне себе наливные.
— Этого мало, чтобы стать полноценной основательницей, к сожалению, — грустно поведала она.
— Почему?
— Истинная сила наготы не может существовать без опоры на большую грудь.
— Блин, — растерялся я.
— Вот, ты уже понимаешь.
— Нет, погоди, это не всё, — опротестовал я, пытая мозг в поисках контраргумента. — Ага! Первое — ты ведь противница панцушотов? Так разве в них грудь играет какую-то роль? Нет. Более того, в случае, если на тебя падает мальчик, то при том самом случайном хватании за грудь, его рука всё равно попадает под лифчик. Второе — ты противоречишь себе, когда стесняешься естественного размера, а значит истинной красоты. И последнее — она ещё может вырасти и стать большой-большой, но вот маленькой она уже не будет никогда. Наслаждайся этим временем или, хотя бы, дай насладится другим.