Розовый обруч
Шрифт:
Даже то, что мы не являлись официально семьей, не мешало развитию, о чем постоянно твердили соцработники, работающие с нами. Кто-то из них наверняка знал о нашей особенности, но из жалости к Рине молчали. Хорошо, что были такие люди. Совсем не хотелось попасть в немилость ЗСЦ.
– Па-а-а… Па… п-па… – протяжно сказала дочь, как всегда сидя на руках. – Ут-т-то!
Игрушка моментально оказалась на полу, едва Рина очутилась в нашей комнате.
– Она уже ползает. Может, отпустишь, живая ведь? – привстав,
– А мы любим сидеть на руках, правда, Рина? – не унимался Адриан.
– Ну, так что сегодня за день?
Я продолжал перебирать даты, но вспомнить ничего не мог.
– Ох, какой нехороший папа. Совсем забыл про твой день, – наконец просиял муж, опустив дочь на кровать.
Получив свободу, Рина тут же подползла ко мне.
– Ут-т-то, – повторила она, улыбаясь и протягивая руку.
В ее глазах сиял восторг. Столько новых вещей перед глазами она не видела давно. С самого появления в нашем доме. Видимо, ее привлек стеллаж на спинке кровати и книги в нем.
Мы обычно не пускали ребенка в нашу комнату. Так мы учили ее, что у каждого должно быть личное пространство и родительская спальня – не место для игр. Более того, если Рина привыкнет к этому, в будущем у нас будет чуть меньше проблем. Со своей стороны мы тоже не входили в детскую без надобности. Нам очень хотелось, чтобы дочь понимала личные границы: как свои, так и окружающих. Пусть она ещё не осознавала наших стараний – и приходилось днем закрывать дверь в эту комнату.
– Ее день? – я окончательно проснулся.
– Ага. Сегодня ее день рождения по документам, – Адриан смотрел на меня и словно чего-то ждал.
В его глазах плясали лукавые зелёные чертики. Я и в самом деле забыл про эту дату.
– Будем праздновать? – спросил я, чуть привстав.
– Да.
Рина тем временем попробовала залезть мне на живот, но у нее это не получилось, и она неуклюже упала на бок, рассмеявшись. Теперь она встречала некоторые свои неудачи смехом. Пусть и не все.
– Устроим вечеринку? – спросил я, погладив дочь по щеке.
– Нет, – покачал муж головой, присев рядом. – Давай просто вечер проведем вместе, как обычно.
Потом последовал грустный вздох:
– Да и звать некого.
И правда некого. Законодательное требование обязывало нас предупреждать окружающих, подходивших к нам, о болезни Рины, на случай если дочь порежется во время игры. В результате, стоило мне или Адриану появиться на какой-то детской площадке, как от нас шарахались все. Теперь я понимал, о чем говорил любимый полгода назад. Родители боялись и не подпускали своих детей, вне зависимости от пола. Пару раз даже слышалось обидное: «Зачем они ее сюда таскают?» и «Разве с этим вирусом выпускают из больницы?»
Пока Рина была мала, мы старались обращать все в шутку. Но дальнейшая перспектива казалась совсем уж мрачной: скорее всего, Рине будет трудно найти друзей и она проведет много времени в одиночестве. А если добавить сюда обязанность говорить о болезни… В общем, слова про надзирателя не казались такой уж неправдой.
Зазвенел будильник, на что Рина испуганно обернулась на Адриана. Звук был не таким громким, но она его раньше не слышала.
– Это будильник, – рассмеялся муж, вновь взяв дочь на руки. – Он помогает проснуться.
Рина попробовала повторить новое слово, но у нее ничего не вышло.
Встав с кровати, я направился в ванную: нужно было привести себя в порядок перед работой. За мной последовал муж с дочерью на руках.
Мы с мужем по очереди умылись, побрились и почистили зубы. Затем умыли дочь с помощью влажного полотенца. Ей умывание не нравилось, и она очень активно протестовала, сидя на руках.
После сборов мы приступили к совместному завтраку, во время которого мы больше следили за тем, чтобы Рина поела. Она уже научилась есть сама, пусть и по большей части руками, из-за чего регулярно требовалось отмывать и ее саму, и стул.
А ещё приходилось давать дочери лекарство: ведь в свои два года она едва ли понимала всю важность терапии. А ведь именно этот препарат давал надежду на хоть сколько-либо продолжительную жизнь.
Адриан за полгода виртуозно научился скармливать дочери отвратительные на вкус таблетки, смешивая их с фруктовым соком. Конечно, врачи не советовали так делать, но из-за возраста Рины по-другому не получалось.
– Вот так, – стирая пальцем остатки сока с губ Рины, хвалил ее муж. – Умничка. Видишь, не так и плохо.
На это Рина куксилась, смотрела обиженными глазами, но все же не плакала.
После завтрака пришла пора идти по своим делам.
– Как обычно? – спросил я у Адриана, поцеловав его в щеку.
– Давай чуть позже. Я хотел кое-что сделать.
Мы оба собирались. Но если я одевал плащ и поправлял галстук, то муж искал в шкафу верхнюю одежду Рины. Весна встречала каждый день прохладой и иногда туманами, что никак не радовало нас и почти полностью лишенную иммунитета Рину. Простуды дочь ловила только так. Нам приходилось кутать ее, что только мешало двигаться, но болезни лучшей альтернативой не являлись.
– Надеюсь, это не что-то нелегальное? – поднял я бровь.
Адриан на это шутливо выставил ладони вперёд и, закатив глаза, расхохотался:
– Вы меня вычислили, господин помощник прокурора! Обещаете скостить срок за частичное признание вины?
– Не гарантирую, – серьезно сказал я, но следом быстро обнял мужа и поцеловал в губы. – Все зависит от адвоката.
– Но вы же можете воспользоваться правом прекратить преследование на любом этапе и без объяснения причин, – отстранившись, улыбнулся Адриан.