Розовый обруч
Шрифт:
ЗСЦ, со слов мужа, проверяли все документы, ища повод отказать. И, в силу обстоятельств, им этого не удавалось.
«Как будто брак и этот чертов обруч что-то меняют? – задавался вопросом Адриан. – Неужели, пройди я это все, буду как-то иначе любить свою дочь или тебя?!»
Я продолжал обнимать любимого, понимая его переживания. Он не знает, но я знаком с последствиями «эпо». И ни за что не заставлю любимого пройти через подобное!
Адриан говорил, что люди вокруг шарахались от Рины, как до удочерения, так и после. Все боялись заразиться. Стереотипов по поводу болезни много, а вот реальных научных знаний
Мой партнер ожидал такой же реакции и от меня. Поэтому и не сказал ни о болезни, ни о причине появления ребенка. Мы же не «розовая» семья, и он боялся, что я просто брошу его. Удивительно, что наши страхи тогда совпали. Мы оба боялись расставания и чудом сохранили отношения.
Муж ещё долго рассказывал во всех подробностях, как копил деньги, как устраивался официально в какое-то кафе мыть посуду, чтобы иметь документы о трудоустройстве, как все это время заботился о дочери, приходя каждый день в приют, хотя бы на полчаса, разрываясь между Риной и мной. Документы он хранил у адвоката, и поэтому мне на глаза не попалось ни одной бумаги. Хорошо, что Адриан все же обратился в государственную службу, а не в частное агентство по усыновлению. Это сократило расходы. Да и, как потом рассказал муж, в случае эно редко разрешают усыновлять здоровых детей. А в базах на тот момент числилось только трое больных детей, двое из которых уже имели потенциальных усыновителей.
Я хорошо помню слова и эмоции, которые испытывал Адриан во время рассказа.
– А-а-а! – раздался вдруг настороженный и немного испуганный голос из переноски.
Муж тут же вырвался моих объятий и подскочил к дочери.
– Она боится оставаться одна с тех пор, как я стал о ней заботиться, и очень переживает расставание. Поэтому я не упускаю ее из поля зрения и держу на руках, – Муж осторожно взял девочку на руки. – Я с тобой. Не надо плакать. Все хорошо.
В этот момент понял, что принял свое решение.
– Я согласен, – наконец ответил я на вопрос, прозвучавший больше полугода назад.
Невольно вспомнилась обида Адриана в тот первый день. Сейчас я знал, что, говоря о ребенке, муж имел в виду конкретную девочку, к которой испытывал очень теплые чувства. Болезнь Рины сейчас не имела значения, ведь я принял решение ещё в поезде. Хотя мне по-прежнему хотелось прибить ее отца, за то, что он мне ни слова не сказал.
Обсуди мы все раньше, не было бы этих проблем. Я проникся бы историей нашей дочери, ещё читая сухие отчеты, а эмоциональный рассказ лишь убедил бы меня в правильности решения.
Я всегда хотел семью, и при других обстоятельствах лишь обрадовался бы такому пополнению.
Да и Рина бы получила сразу любящую семью, а не поле боя в первые месяцы своей семейной жизни.
– Ты же не хотел. Да и вообще… Сам сказал, что я справляюсь, – начал защищаться муж.
Мой кошмар становился явью. В голове промелькнула мысль, что, если я не скажу хоть что-то, то через пару дней вернусь в пустой дом.
С каждой минутой уверенности в своем решении у меня становилось все меньше и меньше, но я понимал – если это дочь Адриана и он любит ее, то и я буду ее любить. Особенно потому, что она похожа на него.
– Я согласен, – повторил я, ощущая, что внутри бушует ураган.
Словно прыжок через огромную бездну. Я резко встал с дивана и порывисто обнял моих близких. Уже ничто не имело значения, ведь они рядом!
С этого дня мне предстояло привыкать к тому, что Рина и мой ребенок тоже.
Арка III. Первые трудности
Глава 8
Сложная девочка
Эрик.
Прошло пять месяцев с момента появления Рины в нашем доме. За это время мы почти полностью пересмотрели нашу жизнь. Хотя, буду честным, эти полгода стали тем ещё испытанием! Если первый месяц-полтора я могу назвать лишь бессонным, то последующие четыре – адом на земле! Да, адом!
Рина, привыкнув, что мы постоянно рядом, начала проверять границы нашего терпения. Вполне успешно, я бы сказал.
Она закатывала громкие истерики, притом совершенно без повода. Я это точно знаю, потому что ей не отказывали ни в чем, ее вовремя кормили и ей регулярно меняли белье. Прежде чем закатить истерику, девочка могла спокойно сидеть у Адриана на руках или в рюкзаке-переноске. Место тоже значения не имело, и дочь могла «включать сирену» (со слов Адриана) как дома, так и на улице. И ни в какую не хотела успокаиваться! Ни поглаживания, ни укачивания не могли смирить ее. Даже игрушки и те не отвлекали ее. Стоило поднести ей что-то, как она начинала неуклюжее махать ручками и кричать.
Мы перепробовали все, чтобы дочь перестала так себя вести, ведь ладно дома, а на улице? Это мы, ее родители, волей-неволей терпим, а ведь окружающие – не обязаны. И гнева в нашу сторону хватало, стоило выйти на прогулку или в магазин. Помню, когда возвращались с покупками, дочь решила покричать. То ещё зрелище: покрасневшая Рина истошно орала, сидя в рюкзаке-кенгуру, пока мы ждали автобуса, чтобы не идти пешком. Она едва ли не надрывалась, заливаясь слезами и прижимая кулачки к зареванному и сопливому лицу.
Вот тогда мы поймали на себе множество осуждающих взглядов! Вполне заслуженных, конечно.
Самое жуткое, что в этой толпе стояла сотрудница ЗСЦ! Ну да, рядом детский сад! Чего мы ожидали? Но именно она подошла к нам и, спросив, приемная ли Рина, спокойно улыбнулась тонкими губами, сказав:
– Иногда дети просто плачут.
Видно, мы выглядели такими измотанными и уставшими, что нас пожалели даже «защитники».
А может, помогло то, что Рина до этого спокойно сидела, играя волосами Адриана? Или из-за того, что городок маленький, слухи быстро распространяются, не давая ни единого шанса что-то утаить? Или же просто Адриана знали все местные зээсцэшники из-за постоянных походов к психологу и посещений госпиталя? Теперь это не столь и важно.
Мы успокаивали друг друга тем, что дочь не знала, как вести себя в семье, но сил с каждым днем становилось все меньше и руки потихоньку опускались. Каждый день – как хождение по минному полю: не сделаешь что-то – истерика на полчаса-час. Сделаешь – тот же результат.
Слава богу, все разрешилось. Как и в приюте, Рина в один день просто перестала кричать. Но к тому моменту мы настолько отчаялись, что хотели высказать психологу, работавшему с нами, все накипевшее. Это он говорил: «Период адаптации, подождите – все пройдет».