Розы для магистра
Шрифт:
– Нужны консервы исландские и не меньше коробки.
– Сейчас у меня в наличии их нет, – ответил тесть, – но дней через пять будут. Ты что свою неземную Клеопатру хочешь подкормить ими? – удивил он Анатолия своей прозорливостью, от чего у него свело скулы, и он сразу не мог ответить тестю.
Быстро придя в себя, он крикнул в трубку тестю:
– В Подольск надо презентовать, на запасные части для швейных машин, а почему вы решили, что моего директора надо кормить этими консервами? – спросил Анатолий.
– Наталья
– Вот этого бы мне, как раз и не хотелось, – сказал Анатолий. – Лучше этот заказ попридержите, а когда ей потребуется, тогда вы её поразите своей оперативностью.
– А ты зятёк прав, из тебя может хороший коммерческий директор получиться. Молодец! Ты мне лучше расскажи, как с ней ладишь на производстве? Только не обманывай меня, потому что я у неё интересовался. Она мне хвалит тебя. Но она одно может сказать, а ты другое. Я знаю, как тяжело подчиняться женщине, сам раньше был почти девять лет пажом у моей предшественницы.
– У меня нет повода с ней конфликтовать, так же и у неё со мной, – ответил Анатолий, – я вроде человек с головой, и въехал в свою работу грамотно. Много будет зависеть в дальнейшем не от моих взаимоотношений с неземной Брюсовой, как вы сказали, а от моей продуктивной работы. А здесь я как рыба в воде, к отцу ещё ни разу за помощью не обратился. Сам управляюсь пока.
– Ты не прав Анатолий, Натальей Дмитриевной пренебрегать нельзя. Ей заместители министра ручки целуют, так, что и ты не упускай возможности иногда с её плеча пылинку сдуть, – дал совет ему тесть. – Она со своей не женской напористостью далеко пойдёт! Запомни мои слова. Она рождена с таким транспарантом на лице.
Анатолий без тестя всё хорошо понимал, что Брюсова, – это женщина ценнейшая собственность партии и все дороги, по которым её направят, будут лаковыми и высокогорными для неё. Он положил трубку и начал размышлять, как он поступит с этой коробкой консервов.
«Про акварель ясно, я в этих красках ничего не смыслю, но с консервами, надо, что – то придумать оригинальное и случайно – правдивое. То, что она к тестю с этой просьбой обращалась неоднократно, это конечно плохо. Можно эту затею, отменить, но тесть заказ принял, назад пятиться нельзя. Ладно, будут консервы, тогда и буду думать», – встал он из-за стола и хотел собираться идти домой, но в кабинет постучали:
– Заходите? – сказал он. Дверь открылась и перед ним появилась симпатичная блондинка с немного вздёрнутым носом и пухлыми губами.
– Анатолий Романович, подпишите, пожалуйста, требование на спецодежду? – протянула она ему бумагу.
Он взял требование в руку покрутил его, а потом, взглянув на неё, спросил:
– Вас, как зовут лилия?
– Нет, я не Лилия, я Саша, а муж у меня Слава, – сказала она, нагло глядя на него.
– На вашего мужа требование не выписано, тут стоит фамилия Беляева, а имени и отчества нет, – не обращая внимания на её наглый взгляд, сказал он и подвинул требование в её сторону.
– Ну и что разве, не ясно, что это я? Тут больше с такой фамилией не работает никто. Подпишите, пока слад не закрыли, иначе я к работе не приступлю. Я первый день после отпуска, вышла во вторую смену. Мне новый халат положен.
Она села на стул и, не меняя своего наглого взгляда, продвинула пальцем требование назад.
– У вас волосы натуральные или крашенные? – спросил он, у неё приподняв на неё свои лукавые и обольстительные глаза.
– Вы, что не видите, что это мои естественные волосы, – а что?
– Понимаете, в чём дело, вы я думаю редкий экземпляр, – кинул он на швею пронзительный взгляд. – В природе не существует наглых блондинок. Они могут быть милыми, добродушными, сексуальными, но никак не грубыми, грубая и наглая блондинка падает в глазах окружающих, быстрее, чем брюнетка. Блондинки должны светиться, так, чтобы от их излучения всем было тепло и светло. Для этого их природа наделила таким драгоценным даром. В каждой блондинке присутствует частица солнца. А вы вломились ко мне в кабинет с надменным лицом, заочно знакомите меня со своим мужем и пытаетесь убедить, что Беляева вы одна на фабрике. На третьем этаже в цехе детской одежды, трудится Нина Беляева. Подымитесь сейчас и убедитесь в верности моих слов? А если я сейчас позвоню в отдел кадров, то думаю, найду ещё несколько ваших однофамильцев. «Какое ваше отчество?» – спросил он.
– Александра Алексеевна, – тихо прошептала она и опустила голову.
Он, не глядя на неё, дописал её имя и отчество, поставил свою подпись и протянул требование ей.
– Спасибо! Простите? Я не хотела, – невнятно пробормотала она и, схватив требование, вылетела из кабинета.
***
Утром следующего дня, придя в свой кабинет, он обнаружил на письменном столе пирог, прикрытый куском бязи.
«Однако Симочка последовательна в своих поступках», – подумал он и включил чайник. Затем вызвал её к себе в кабинет.
Симочка явилась к нему несколько преобразившая. Она была без своей неизменной косынки. Волосы аккуратно собраны в пучок и перевязаны тёмно-синею лентой. Её белокожая грудь, не тронутая морщинами, на этот раз проглядывала довольно смело. Так как раньше, под халатом, на ней всегда была надета с глухим воротом кофточка.
«В таком виде, ко мне в кабинет она ещё ни разу не являлась, – отметил он про себя. – Не торопись Симочка, мне надо понаблюдать за тобой. Но духи тебе надо обязательно поменять. В них нет манящего запаха. Тебе я сейчас их подарю. Для производственных нужд у меня припрятано несколько польских флаконов. А под халатом у неё наверняка один лифчик и трусики и вероятнее всего нашего производства. А, что наша продукция не плохая?» – молниеносно пронеслось у него в голове.
Делая вид, что он не заметил в её облике перемен, Анатолий поздоровался с ней и предложил присесть:
– Симочка, никогда не стойте передо мной, как школьница, когда заходите в кабинет, а сразу присаживайтесь? Вы моя первая помощница здесь и привыкайте к моему кабинету, так как в моё отсутствие вам придётся подменять меня, – сказал он ей.
– Спасибо, но я к этому кабинету давно привыкла, – смутилась она. – Только раньше предыдущий хозяин кабинета, не был со мной, так доверителен и добр. Держал меня всегда на расстоянии и зачастую ругал, за те ошибки, которые сам совершал.